Протест и Бог. Эти два слова уже когда-то стояли рядом и была произнесена речь, которая врезалась в память.
— «Мы — поэты. И поэзии подчинена наша жизнь. Символизм там, все такое, понимаешь? Нас двенадцать, как апостолов. И тринадцатый — наш лидер, наш Бог. А четырнадцатый тут ну никак не клеится!» — повторил Рубин услышанные когда-то слова, и ручка со стуком выпала из его руки на стол.
— Это не может быть он, — Лагунов тупо уставился в стену, пытаясь найти силы поверить в собственную догадку.
— Вот откуда у тебя время на целую библиотеку, Поэт. А любимая книга-то, наверное, «Мастер и Маргарита». Как там тебя зовут? Йеша, говоришь? Небось Мимоза исковеркала, — Валерка усмехнулся. — а изначально ты наверняка представился как Иешуа, как Христос у Булгакова. «В месяц по мученику в этот год будет распинать ваша поганая советская система. И последний, кто останется жив — это Бог,» — припомнил Лагунов последние слова Авангарда. — Так значит, весь литературный клуб — пиявцы? А последний выживший — их бог стратилат? — с грустью осознал Лагунов. — И Ава умер не случайно, он просто был намечен на ближайшую луну? Причем знал об этом.
Рубина охватила тоска. Все это время он жил с мыслями, что ребята наверняка вышли по амнистии, просто не хотели более связываться с призраками прежней жизни, поэтому и не искали встречи. А сейчас Валерка ясно понял, что никого из них больше нет в живых. Впрочем, едва ли они могут обвинить в этом стратилата. Лагунов хорошо помнил глаза товарищей, когда те говорили о смерти. Они все ее видели, все были спасены от чего-то. Поэтому Мимоза говорила о вампирах, как о спасении, как о еще одном кратком миге, когда можно насладиться жизнью. Значит, девушка не рассказывала о ком-то. Она имела ввиду саму себя
Как вообще Валерка попал к литераторам? Он же никогда ничего не сочинял. Просто однажды питейной к нему подошел Авангард, которому что-то на ухо шепнул Йеша. Точно, разве мог обычный человек так просто заприметить вампира среди толпы? Конечно нет. А вот стратилат мог. Ведь тысячелетний когда-то нашел Лагунова. А кто знает, какими способностями обладает Поэт? Он явно постарше Валерки.
— Бог, значит. И что ты хотел этим сравнением сказать? Что ты всесилен и можешь людьми понукать? Нет, это на тебя не похоже, — Рубин покачал головой. — Неужели ты считаешь, что вампиры тоже божьи создания? По его образу и подобию? Дурак, — пацан зажмурился, плечи задрожали.
— Я же не смогу тебя убить! — он с силой ударил кулаком по столу.
Валерка чувствовал себя великим слепцом. Все это время ему намекали, что Йеша — вампир, Поэт сам много раз на это указывал, а Лагунов отказывался замечать. Пацан припомнил их недавний разговор:
— «Ты выглядишь очень бледным,» — заметил тогда Рубин
— «И холодным, прям как ты,» — ответил Йеша
Рубин решил, что Поэт его передразнивает, а он говорил правду:
— «Все, что мне нужно для жизни: кровь и мандарины!» — Йеша не врал, а еще он будто хотел, чтобы Валерка сам обо всем догадался, потому что не мог найти в себе силы сказать товарищу правду.
Вампиры плохо себя чувствуют, кусая людей с фантомами, и как раз после обращения Ники Поэту стало плохо, все сходится. И капельницы с кровью, почему Лагунов решил, что ее можно только пить? Вливать, вероятно, тоже неплохо.
Одного Лагунов не понимал: как вообще такой сострадательный и чуткий человек мог начать пить кровь? Слабость? Или он так стремился кого-то спасти? Почему Йеша не избрал путь воздержания? Это ему еще предстояло выяснить.
Глава 36. Где Йеша?
— Где Йеша? — вернувшись в штаб, Валерка чувствовал себя последним предателем, мерзким и отвратительным.
Перед Планетой было очень стыдно, ведь накануне Лагунов был фактически соучастником покушения на его жизнь.
— Зачем тебе? — невесело спросил Женек.
— Надо поговорить с ним.
— Ну, это тебе надо. А ему, может, не надо, — тон пацана дружелюбным не был.
— Женя, я… — Валерка приготовился оправдываться.
— Во-первых, не называй меня по имени. Во-вторых, знаешь, Рубин, я вот думаю, а если б я оказался вампиром, ты бы остановил его руку?
Лагунов промолчал.
— Что б ты знал, я за Поэта жизнь бы отдал. Потому что он за нас всех борется. Думаешь, легко ему дается? Я его просил меня пиявцем сделать, ему живая кровь нужна, а не консервант. Без болезней, без фантомов всяких. А Поэт ни в какую. Говорит: «Брат у тебя маленький. И никого больше у ребенка нет.» Я поэтому и стою всегда в стороне, потому что он просил. И каждую луну кровь ему сцеживаю, потому что еле ползает от боли. От пиявцев, как хорошее, так и плохое к стратилату течет.