Приходится тратить очень много времени, объясняя больным, как следует принимать лекарства. Переводчик повторяет им мои наставления снова и снова: они должны выучить их наизусть. Назначение пишется на пузырьке или на коробочке, чтобы у них в деревне тот, кто умеет читать, прочел бы им это еще раз, однако у меня все же нет полной уверенности, что они не выпьют содержимое пузырька сразу, что они не съедят мыло и не станут втирать порошки себе в кожу.
В среднем мне приходится принимать каждый день от тридцати до сорока больных.
Главным образом это различного рода кожные заболевания, малярия, сонная болезнь, проказа, элефантиазис, болезни сердца, суставов и тропическая дизентерия.
Для лечения гнойных язв туземцы пользуются порошком коры какого-то дерева, которым и посыпают больное место. Образуется затвердевающая тестообразная масса, которая затрудняет отток гноя и только ухудшает состояние больного.
Перечисляя болезни, с которыми приходится сталкиваться, не следует забывать и о чесотке (scabies). Она причиняет неграм большие страдания. Мне приходится видеть больных, которым неделями не дает уснуть мучительный зуд. Иные до такой степени расчесали себе тело, что помимо чесотки приходится лечить еще и гнойные язвы. Лечение самое простое. После того как больной выкупается в реке, он натирается с ног до головы особым мылом, которое я изготовляю из серного цвета (sulfur depuratum), неочищенного пальмового масла, остатков масла из банок с сардинами и жидкого мыла. Потом я наливаю ему этот состав в жестянку из-под стерилизованного молока, чтобы по возвращении домой он мог еще два раза им натереться. Действует это средство превосходно. Уже на другой день зуд проходит. Мое противочесоточное мыло за какие-нибудь несколько недель прославило меня на много километров вокруг.
Туземцы относятся к медицине белых с большим доверием. В значительной степени это происходит оттого, что наши врачи-миссионеры на Огове на протяжении последних двадцати лет занимались их лечением самоотверженно, а подчас и с глубоким знанием дела. В особенности следует назвать г-жу Ланц в Талагуге, уроженку Эльзаса,[27] умершую в 1906 году, и г-на Робера в Нгомо, швейцарца, который в настоящее время лежит тяжело больной в Европе.
Работа моя сильно затрудняется тем, что в курятнике я могу держать только немногие медикаменты. Почти из-за каждого пациента мне приходится идти через двор к себе в кабинет, чтобы отвесить или приготовить там необходимое лекарство, а это очень утомительно и отнимает у меня много времени.
Когда же наконец будет готов барак из рифленого железа, где разместится моя больница? Успеют ли достроить его, прежде чем наступит долгий период дождей? И что мне делать, если он к тому времени не будет готов? В. жаркое время года работать в курятнике нет никакой возможности.
Заботит меня также и то, что у меня почти не осталось медикаментов. Пациентов оказалось значительно больше, чем я мог ожидать. С июньской почтой я отправил в Европу большой заказ. Однако пополнение прибудет не раньше чем через три-четыре месяца. Хинина, антипирина, бромистого калия, салола и дерматола осталось всего по нескольку граммов.
Но что значат все эти преходящие неприятности в сравнении с радостью, которую приносит работа в этих местах и возможность помогать людям! Пусть средства пока еще весьма ограниченны — добиваюсь я ими многого. Уже во имя одной только радости видеть, как люди с гнойными язвами наконец перевязаны чистыми бинтами и не должны больше шагать израненными ногами по грязи, во имя одной этой радости стоило бы работать здесь! Хотелось бы мне, чтобы мои благотворители увидели, как по понедельникам и четвергам, в дни, специально выделенные для гнойной хирургии, только что перевязанные больные спускаются с холма — сами ли, или на носилках, — или чтобы они могли вглядеться в красноречивую жестикуляцию старухи с больным сердцем, когда она пытается изобразить, как после приема дигиталиса ей легче дышится и лучше спится, потому что лекарства «прогнали червяка и он теперь уполз в ноги!».
27
Трагически сложилась участь и ряда других миссионеров, в молодом возрасте поехавших работать в Габон. Отправившийся в район Огове швейцарский миссионер-ремесленник (слесарь) Анри Шапюи по прошествии года вынужден отправить на родину жену и ребенка, а сам заболевает злокачественной лихорадкой и, приехав в отпуск в свой родной город Женеву, в мае 1904 г. умирает в возрасте тридцати двух лет. В апреле 1905 г. умирает и поехавший в Ламбарене вместе с женой двадцативосьмилетний миссионер-ремесленник Самюэль Жюно. К этому перечню следует еще добавить Шарля Бонзона, отправившегося на французский миссионерский пункт в Ламбарене зимой 1893 — 1894 г. и восемь месяцев спустя погибшего от злокачественной лихорадки. Ш. Бонзон оставил после себя дневниковые записи, которые были известны Швейцеру. В библиотеке его в Гюнсбахе хранится сборник, посвященный памяти Ш. Бонзона.
Лично, никого из этих людей Швейцер не знал, но знал о постигшей их судьбе. И это ни в какой степени его не остановило. Напротив, пример Валентины Ланц (как он сам признается в этом в 1912 г.) воодушевил его и укрепил в решении осуществить то, что ей не удалось, — построить больницу для местного населения, только не в Талагуге, а в Ламбарене (см.: