На следующий день меня вызывают в Нгомо к двум больным детям миссионеров. Это как раз день, когда мне надо написать письма, которые на обратном пути захватит с собой привезший мои ящики речной пароход. Теперь приходится оставить недописанными те заказы, которые я уже начал делать. Катер, которым управляет наш новый друг, привозит меня в Нгомо, где все дети больны тяжелой формой гриппа. До глубокой ночи вожусь с пискливыми младенцами и учу негритянок, как надо ставить их детям согревающие компрессы. Вощеную бумагу заменяют банановые листья. Оба ребенка поправляются.
Отправляясь назад, грузим на катер тридцать сделанных из древесных отходов брусьев и досок. Теперь наконец мы будем иметь возможность достроить курятник! Теперь мы сможем окончательно доделать изолятор для буйных душевнобольных! Надо пожить в африканском девственном лесу, чтобы понять, какое это сокровище — самая обыкновенная доска.
С отъездом миссионера Пело докторский дом освободился, и все его четыре комнаты поступают в наше распоряжение. Спешим сделать все самое неотложное из ремонтных работ. Потом распаковываем ящики. Шкафов у нас первое время нет. Сооружаем их для начала из больших ящиков, ставя последние один на другой и привинчивая к крышкам ручки. Работу эту можно делать понемногу. Но распаковывать ящики надо немедленно. Хранить их под открытым со всех сторон навесом для лодок — дело очень опасное. Поэтому не остается ничего другого, как рассовать их содержимое по всем четырем углам нашей комнаты, нагромоздив одно на другое, белье и кухонную посуду, хирургические инструменты и шторы, обувь и аптечную посуду, книги и перевязочные материалы. Чтобы найти что-нибудь, нам приходится производить в этой куче раскопки вроде тех, что производили грабители в усыпальнице египетских фараонов. Злоключения нашей бивуачной жизни немного смягчаются тем, что предвидевшие это положение мои страсбургские друзья сшили для меня несколько дюжин мешков различных размеров. Я могу теперь разложить в них содержимое ящиков и буду знать, что где лежит.
Начиная с третьей недели нашего пребывания здесь нам приходится постоянно держать в больнице двоих или троих белых. Для того чтобы освободить для них место, Ноэль переселился на веранду. Г-жа Херман так добра, что согласилась кормить наших подопечных до тех пор, пока я не подыщу себе повара.
В начале июля повар наконец найден. Во время короткой поездки своей с миссионером Херманом Ноэль случайно обнаруживает, что один из сопровождающих их воспитанников-протестантов по имени Битеге умеет немного готовить. Так как протестантская школа на три месяца закрывается, а воспитанники разъезжаются на каникулы по своим деревням, я стараюсь уговорить Битеге поступить ко мне в услужение и работать у меня это время поваром. Обещаю подарить ему москитник и платить семьдесят франков в месяц. Последнему обстоятельству он очень рад, потому что ему надо вносить задаток за жену, которую он собирается себе купить. Работает он очень старательно.
Большую услугу оказывает мне г-н. Морель, который приезжает сюда на восемь дней из Самкиты, чтобы врезать замки как у меня в доме, так и в больнице. Вслед за тем один из моих белых больных в течение трех недель, до своего выздоровления, все время для меня что-то мастерит. Его задача — привести в порядок все ящики, которые должны заменить нам шкафы, и снабдить их замками.
18 июля из Страсбурга приезжает фрейлейн Матильда Коттман, она возьмет на себя уход за больными.[60] Тучи начинают рассеиваться. Теперь нам уже не придется постилать нашим белым больным скатерти вместо простынь. Ноэль уже не должен будет заправлять лампы, кипятить воду для питья и каждую неделю стирать белье. Не придется ему также по вечерам считать кур и отыскивать только что снесенные яйца. Сам же я теперь освобожден от наблюдения за приготовлением пищи и мытьем посуды. Кучи вещей, в которых нам приходилось совершать раскопки, постепенно перекочевывают в шкафы, сооруженные из поставленных друг на друга ящиков.
Разумеется, в первые недели Матильде Коттман придется столько сил тратить на хозяйство и уход за белыми больными, что на ее помощь в больнице нечего и рассчитывать. Зато наконец вернулся Жозеф и приступил к исполнению своих обязанностей. Сколько времени он пробудет у нас, не знаю. Лихорадка, вызванная ростом лесоторговли, перекинулась и на него. Совместно с несколькими приятелями он арендовал большой участок леса, чтобы с помощью нанятых на год поденщиков его разработать. Он берет с меня обещание, что я в любую минуту отпущу его, чтобы он, мог туда наведаться. Вначале на лесном складе, отстоящем от нас на расстояние трех дней езды, за работами вместо него самого следит его жена. Боюсь только, что Жозеф, как и очень многие негры, самостоятельно ведущие торговлю лесом, на этом деле не разбогатеет, а разорится. Мне очень радостно, что некоторые туземные лесоторговцы из числа тех, которым удалось кое-что заработать, — а таких немного, — по инициативе Эмиля Огумы делают значительные вклады на содержание больницы. Может быть, они хотят, чтобы из их пожертвований составилась сумма, необходимая для покрытия стоимости приезда сюда Матильды Коттман. Но я не уверен, что им удастся собрать столько денег.
60