Судя по последнему Вашему письму, друг мой любезнейший, забот у Вас нынче столько же, сколько у главнокомандующего накануне сражения. В «Тристраме Шенди» я вычитал, что в доме, где есть роженица, остальные женщины почитают себя вправе держать мужчин в ежовых рукавицах; вот потому-то я и не написал Вам ранее. Я побоялся, как бы Вы не взяли со мною тон, соответствующий Вашему высокому положению. Наконец, я надеюсь, Ваша сестра2 рассчиталась с Вами по всем правилам, и Вам теперь беспокоиться нечего. Но все же хорошо бы Вы дали мне по этому поводу официальный отчет — разумеется, я не имею в виду письменное уведомление с гербовой печатью.
Здесь только и говорят, что о деле г. де Видиля 3. Я несколько раз встречался с ним в Лондоне и во Франции, и он показался мне невероятно скучным. Тут, где простофиль ничуть не меньше, чем в Париже, на него обрушилась волна слепой ярости. Выяснилось, что он убил свою жену, а возможно и немало других людей. Но теперь, когда он отдал оебя в руки властей, общественное мнение совершенно переменилось, ■и, если у него будет хороший адвокат, он полностью выпутается, а мы станем «лавить его и награждать венками.
Известно Вам или неизвестно, что назначен новый канцлер лорд <Уэстбери>4 — старик, ведущий, однако ж, отнюдь не стариковский образ жизни. Один адвокат, по имени Стивенс, посылает клерка отнести канцлеру бумагу, клерк наводит справки, и ему говорят, что у милорда нет дома в Лондоне, но он частенько наезжает из поместья в один из домов на Оксфорд-террас, где у него небольшая квартира. Клерк направляются ?туда и спрашивает милорда. «Его нет».— «А Вы думаете, к ужи-«ну (Он ^вернется?» — «Нет, но ночевать приедет непременно, он всегда ночует здесь по понедельникам». Клерк оставляет письмо; Стивенс никак не может понять, отчего канцлер глядит на него волком. А дело оказывается в том, что у милорда там тайная семья.
В Лондоне я с четверга, но по сию пору у меня не было и секунды свободной — так и бегаю с утра до ночи. Что ни день зовут куда-нибудь на ужин, концерт или на бал. Вчера слушал концерт у маркиза 'Ла-идедауна'3. Там не было ни одной хорошенькой женщины, что весьма для местных талонов характерно; зато все дамы были одеты, так, точно iTyaг им шила первая торговка платьем в Вриуде®. Подобных
причесок я также никогда ранее не встречал: на одной старухе была бриллиантовая корона из крошечных звездочек, с громадным солнцем посередине,-*- ну, прямо ярмарочная восковая кукла! Я думаю остаться здесь до начала августа.
Прощайте, друг любезнейший................
25 июля 1861 г.у Лондон.
Время течет тут довольно монотонно, хотя я ужинаю каждый день в разных домах, наблюдаю нравы и знакомлюсь с людьми, которых прежде не знал. Вчера ужинал в Гринвиче с высокопоставленными особами, пытавшимися веселиться что было мочи,— но не так, как немцы, которые бросаются из окон, а просто подняв шум. Ужин был отвратительно долог, зато white bait1* превосходна. Мы разобрали тут 22 ящика античных вещей, вывезенных из Кирены *. Средь них две статуи и множество замечательнейших бюстов — притом греческих подлинников периода расцвета; очаровательнее всего, хотя и немного вычурен, Бахус, голова у него сохранилась поразительно. Г. де Видиль commited2* как следует и по заслугам; дело его будет слушаться на ближайшей сессии суда. В поручителе ему отказано. Впрочем, худшее, что, видимо, может ему грозить,— это два года тюрьмы, ибо английский закон не усматривает убийства там, где не установлена насильственная смерть, и, как сказал мне лорд Линдхарст 2, надо быть крайне неловким, чтобы в Англии оказаться на виселице. Вчера вечером в Палате Общин я слушал дебаты по поводу Сардинии 3. Большинство ораторов были невероятно многословны, неумны и хвастливы, в особенности лорд Джон Рассел \ а ныне просто лорд Рассел. Г. Гладстон мне понравился,, В Париж я предполагаю возвратиться 8 или 10 августа. И надеюсь застать Вас в покое и хотя бы в некотором одиночестве. По-моему, я себя чувствую тут лучше, нежели в Париже, хотя погода и прескверная. Я прервал письмо, ибо ходил на экскурсию в Банк. Мне в руку вложили четыре небольших пакета, содержавших четыре миллиона фунтов стерлингов, однако ж унести их не позволили; из них можно было бы сделать два тома в переплете. Затем мне показали прелестную машинку, которая пересчитывает и взвешивает три тысячи соверенов в день. Поколебавшись, она вдруг принимает решение и кидает хороший соверен вправо, а бракованный — влево. Есть и еще одна, похожая на китайского болванчика. Ему подносят банковый билет, он сгибается и дважды вроде бы чмокает бумагу, оставляя на ней отметины, которые не сумели покуда воспроизвести фальшивомонетчики. И наконец меня сводили в подвал, где я почувствовал себя, точно в пещере из «Тысячи и одной ночи». Все там заставлено мешками с золотом и слитками, сверкающими при свете газа. Прощайте, друг любезнейший ..........