113
Париж, 22 августа 1846.
Письма наши разминулись. Я надеялся, что Ваше принесет мне добрые вести,— иными словами, сообщение о скором Вашем возвращении. До отъезда Вы, казалось, жаждали побыстрее снова со мною увидеться.
Давно уж я сетую на то, как сильно разнятся у Вас слово и дело. По всей вероятности, время свое Вы проводите столь счастливо и приятно, что пока и не думаете о возвращении в Париж. Вы спрашиваете, правда ли, что оно может доставить мне истинную радость,— какая же Вы злая насмешница. Что до меня, я скучаю тут куда сильнее, нежели во время путешествия, хотя занят довольно и времени свободного для того, чтобы сожалеть об отсутствии в Париже друзей, у меня совсем нет; но, право, не это для меня главное. Вас мне не хватает, Вас и прогулок наших. Когда бы Вы любили их хотя бы вполовину против Ваших слов, перерывов меж ними не было бы вовсе. Я вспоминал их во все время моего путешествия, а нынче более, чем когда бы то ни было. Что же до Вас, Вы их решительно забыли.
В Париже буквально не осталось разумных существ. Одни шапочники да депутаты, что, в конечном счете, одно и то же. В первых числах сентября я полагаю уехать в Кёльн. Неужто до этого я так Вас и не увижу? Я очень опасаюсь, как бы Вы ни объявили, что ради такой малости и возвращаться ие стоит. А там и половина года пройдет в болезнях Ваших да отлучках. Меня мучает желание поехать повидать Вас в ***, и я, вероятно, уступил бы ему, будь я уверен, что Вы отыщете возможности, которые мне не предугадать. Подумайте, однако ж. Прощайте — я слишком в дурном расположении духа, чтобы писать Вам много. Заканчиваю тем, с чего начал, в который раз уже повторяя Вам: ничто не доставит мне большей радости, чем встреча с Вами, особенно если радость эту разделите и Вы. В противном случае оставайтесь в *** сколько душе угодно.
• Парижу 3. сентября 1846.
Я воображал— таков уж я есть, что Вы предпочтете одну или две прогулки со мною неделе, проведенною с white bait 66, но коль скоро Вы придерживаетесь другого мнения, да сбудется воля Ваша! Мне даже недостает мужества не писать Вам, что я обещал себе и что должен был бы исполнить, не будь я таким глупцом. В последние два дня поездка моя в Кёльн как будто стала распадаться \ Один из спутников не держит данного мне слова, другой же, вероятно, не поедет вовсе. Таким образом, мне грозит опасность оказаться в одиночестве на берегах голубого Рейна. Но беда в том будет невелика. Главное же, я не знаю, проеду ли я через Париж. И потому нам грозит опасность, то есть опасность грозит мне, увидеться не раньше ноября. Вся ответственность — на Вас. Я знаю, Вы перенесете это с легкостью. В путь я отправлюсь только 12 сентября. А пока, надеюсь, Вы соблаговолите написать мне и дать какие-то поручения. Возможно также, я окажусь в Париже к началу октября, но если у меня найдется хоть капля мужества, я поеду в Страсбург, в Лион и из Лиона — в Марсель 67 68. Боюсь, однако ж, что мужество мне изменит, особенно, если Вы говорите о возвращении. За время Вашего отсутствия постоянно вспоминая Вас, я сделал два Ваших портрета в полный рост. И нахожу в них довольно сходства; правда, они еще нуждаются в доработке. Посмотрим, понравятся ли они Вам. Скучаю я нестерпимо и в утешение хотел бы, чтобы на землю обрушились потоки дождя. Но погода стоит по-прежнему отменная. Только листья падают. К октябрю не останется ни одного.
Вам доставит удовольствие узнать, что в Итальянской опере петухов пускают не реже, чем в прошлом сезоне; к тому же появилась новая Брамбилла3. Осталось там лишь пять неизвестных, да мадемуазель Альбини4; в 1839 году у нее голоса не было, но с некоторых пор она, кажется, его приобрела.
Прощайте — я не могу не сердиться. Особенно же задело меня то, что Вы лишь презрительнейшим молчанием ответили на предложение мое приехать повидать Вас в ***,— значит не будем более об этом думать.
Мец, 12 сентября 1846.
Счастье великое, что Вы великодушно соблаговолили подумать о том, чтобы написать мне до моего отъезда, ибо я отправлялся в Германию, не имея от Вас никаких известий. И письмо Ваше получил, буквально уже тронувшись в путь. Согласуясь с Вашими обещаниями, исполнения которых я ожидаю, быть может, с излишней доверчивостью, возвратиться я собираюсь к началу октября, а возможно и 1-го. Надеюсь, что несколько листьев к тому времени еще останется. Поглядим, будете ли Вы as good as your word **. Завтра я еду в Трир, оттуда же — либо в Мейсен, либо в Кёльн, смотря по тому, будет ли располагать погода. Во всяком случае Вы совершите благое дело, написав мне скорейшим образом в Экс-ля-Шапель *, а потом, тоже достаточно скоро, в Брюссель. Нет нужды просить, чтобы Вы писали ь*ежные слова, которые заставили бы меня поскорее возвратиться. Раз пустившись в путь, я не могу уже остановиться, и понадобятся самые прельстительные обещания и посулы, чтобы помешать мне скакать до самой Лапландии. Сдается, я говорил Вам о .двух портретах. Теперь их у меня по меньшей мере три, и при каждой 1 бесплодной попытке я начинал все сначала, не уничтожая предыдущего наброска и не достигая лучших результатов; в конце концов Вы увидите, хорошо или худо послужила мне память. Вы спрашиваете, какое на Вас платье? Право, я не придавал этому никакого значения, да и секрет г сходства восе не в том. Я прихожу в отчаяние оттого, что мне никак не удается схватить непостижимое выражение Вашего лица. Я только что прибыл сюда после бессонной ночи, проведенной в почтовой карете, и голова у меня страшно giddyъ*. Даже свечи на столике, кажется, отплясывают передо мною вальс. Мне сообщили, что завтрашней навигации грозят бесчисленные мели, ибо Мозель до последней степени обмелел, однако ж не эта весть помешает мне заснуть. Может статься, я напишу Вам из какой-нибудь немецкой гостиницы, и уж совершенно очевидно — из Лилля, где я остановлюсь. Оттуда я, по всей вероятности, могу сообщить день своего прибытия. С громадным удовольствием узнал я о том, что в *** Вы скучаете,— я Вам это предсказывал. Привыкнув жить в Париже, невозможно возвращаться в провинцию. В Париже можно сказать и сделать множество глупостей — и их никто не заметит; в провинции же они вырастают в слона. Вероятно подобное случилось и с Вами, настолько я Вас знаю. Я все прощу Вам, если 1 или 2 октября Вы сообщите о Вашем возвращении.