Бонн, 18 сентября 1846.
Вот уже шесть дней, как я обретаюсь в прекраснейшем этом краю,— я не имею в виду Бонн, но говорю о прирейнской Пруссии с ее высочайшим уровнем цивилизации, за исключением, правда, кроватей, каковые никогда не превышают четырех футов в длину, а простыни — трех, Живу я как истый немец, а именно: в пять часов встаю, в девять — ложусь и ем четыре раза в день. Покуда такая жизнь вполне меня устраивает и чувствую я себя неплохо, занимаюсь лишь тем, что открываю то рот, то глаза. Надобно сказать, что немки удивительно подурнели со времени моего последнего приезда. Описываю вам шляпку на самой красивой, какую я до сих пор видел; дело было на пароходе, между Триром и Кобленцем,— места для иллюстрации не хватает, и я помещаю ее на обороте; итак, это шляпка, с которой свисает кусок материи, разрезанный на конце; один край ее приподнят и зажат слева, небольшой зеленой, белой и красной кокардой; шляпка черная, а немка очень белая, с ногами под стать...
N. В. Рисунок воспроизведен в масштабе один сантиметр к метру. Мне хотелось бы, чтобы Вы ввели в моду подобные шляпки. Благодаря Вам они станут весьма популярны. Что же до памятников, мне совсем не понравилось то, что я видел; немецкие архитекторы кажутся мне еще хуже наших. В Бонне разрушили Мюнстер 4, а в Лаахе 2 так разукрасили аббатство, что я скрежещу зубами. Похвалы мозельским ландшафтам явно преувеличены. По существу в них мало примечательного. Вообще я не вижу ничего истинно прекрасного с той поры, как побывал в Тмолу-се3. Особенно пленяет меня его тенистость и, главное, превосходная тамошняя кухня; здесь же основное — насыпать побольше zu speisen 69. Все добропорядочные люди, отобедав в час, в четыре пьют чай с пирожными, в шесть направляются в какой-нибудь сад съесть бутерброд с отварным языком, что позволяет им потерпеть до восьми, а потом отужинать в гостинице. Чем занимаются в это время дамы, сказать я затрудняюсь, могу лишь удостоверить, что с восьми вечера до десяти ни один мужчина дома не сидит,— каждый устремляется в облюбованную им харчевню вы-пить, поесть и покурить; причиною тому являются, по-видимому, ноги местных дам и отличные рейнские вина.
Я полагаю, что в Париже Вы будете дня через два или три. Глядя на такие еще зеленые рейнские и мозельские леса, я не могу представить себе, что наши, при парижской погоде, превратились уже в метелки. К несчастью, это весьма вероятно. Но Вы так хотели. Прощайте; я злюсь, что не просил Вас писать мне в Кёльн, а теперь уже слишком поздно.