Базель, 10 октября 18(48).
Давно уже я собирался написать Вам и не знаю, как случилось, что до сих пор не написал. Прежде всего я жил в местах столь пустынных и диких1, что трудно было поверить, будто туда добиралась почта, да к тому же мне приходилось выделывать такие акробатические трюки, объезжая готические вогезские замки, что вечерами не оставалось сил взяться за перо. Когда я уезжал, погода стояла ужасающая, но потом, к поездке моей в Эльзас, она улучшилась, и это дало мне возможность в полной мере насладиться горами, лесами и воздухом, который никогда не загрязнял угольный дым и не тревожили звуки жирондистских песен 2. Путешествуя по этим диким уголкам, я испытывал живейшее удовольствие и часто думал, как можно жить в других местах. Леса тут стоят совсем еще зеленые и полны восхитительных запахов, напоминающих мне о наших прогулках. Наконец-то я попал в страну, которая может служить идеальной моделью республики, где нет ни таможенников, пи жандармов и где кровати мне по росту,— удобство, какого не сыщешь в Эльзасе. День я тут отдыхаю. А завтра поеду во Фрейбург осматривать собор и тотчас проверю, так же ли хороши там статуи, как скульптуры Эрвина де Стейнбаха3 в Страсбурге. Из Страсбурга я выеду 12-го и 14-го буду в Париже. Надеюсь застать там и Вас» Нет нужды говорить Вам, в какой мере я буду этому рад. Однако ж Вам сие не номе-шает поступить по Вашему разумению. Прощайте; при Вашей лени Вы должны благодарить меня за то, что я написал Вам так поздно, ибо теперь Вы избавлены от необходимости отвечать.
Париж, суббота, <18) ноября 1848.
Зол я на Вас до крайности, ибо испытывал настоятельнейшую потребность увидеться с Вами; все это время я хворал, да и сейчас чувствую себя препаршиво, а оттого и мрачное настроение — что хуже всего. Час, проведенный подле Вас, и то оказал бы на меня целительнейшее воздействие. А Вы даже не взяли на себя труд сказать мне что-нибудь ласковое, как говорили прежде, даже если и замышляли что-нибудь недоброе. И сколь бы ни были справедливы мои упреки, в конечном счете приходится все Вам прощать; а как бы хотелось, чтобы сами Вы хоть что-то для этого сделали. Не придумаете ли Вы для меня что-нибудь fineza **, дабы вознаградить за те страдания, какие я претерпевал целых две недели. А найти это adequate 75 76* вознаграждение я предоставляю Вам самой.
Слыхали ли Вы пушку 1 и напугала ли она Вас? При первых трех выстрелах я решил, что Республику собрались разгромить. И лишь на четвертом понял, что происходит. У Вас все еще лежит для меня греческая книга. Боюсь, как бы Вы не испортили свой эллинизм новогреческою тарабарщиной. Меж тем, думается мне, что в этом томике есть очаровательные вещи. Я же нынче начал новую работу, также историческую 76.
Лондон *, 1 июня 1850.
Я не писал Вам раньше потому только, что, проделывая в день по десять лье, засыпал, стоило мне сесть за стол. Ничего значительного о путешествии рассказать не могу, кроме того разве, что по отдельности англичане глупы ужасно, но все вместе представляют собою народ, поистине достойный восхищения. Они делают максимум того, что можно сделать, имея деньги, здравый смысл и терпение, однако ж в искусстве понимают не больше моего кота. Здесь нынче находятся непальские принцы, в которых Вы бы мигом влюбились. Они носят плоские тюрбаны, обшитые по краям крупными висячими изумрудами; а сами все — атлас, кашемир, золото и жемчуг! Кожа у них цвета кофе с капелькою молока. Словом, выглядят они вполне сносно, да к тому же, говорят, не лишены ума.