Очень бы мне хотелось знать точно Ваши планы. И я думаю, что в84. Париже Вы немедля узнавали бы все новости, а это в нынешние времена важнее всего. По той же причине я, видимо, не поеду в Испанию: я сгрызу там себе ногти по локоть в ожидании сводок.
Если же Вы доехали до самого <Турина>, что представляется мне довольно безрассудным, я сомневаюсь, чтобы Вам удалось скоро вернуться. Но не думаете ли Вы, что при всех треволнениях Ваших неплохо было бы Вам отдохнуть несколько дней в каком-нибудь оазисе?
И Вам, и мне — обоим нам, я думаю, до крайности необходимо была бы забыть на несколько дней обо всем в ожидании, покуда и нас охватит военный пыл. И если бы Вы согласились совершить такой благородный поступок, это было бы для Вас совсем просто. А если бы Вы уведомили меня чуть заранее, я привез бы Вас сюда или в другое место — куда бы Вы пожелали— и отыскал бы возможность располагать неделею свободного времени. Соблаговолите изучить сию проблему со всей беспристрастностью и сообщите о Вашем решении; я жду его с величайшим нетерпением.
Прощайте, любезный друг, и будьте мужественны. Не воюйте с призраками и верьте в удачу. Я Вас люблю и, нежнейше целую.
Париж, 19 мая 1859.
Сдается мне, что на Вашем месте я бросился бы в Париж, ибо все-таки здесь— средоточие новостей. Я, к примеру, гоняюсь за ними день-деньской. Заем собрал не пятьсот миллионов *, а два миллиарда триста тысяч франков — и это не считая тех городов, откуда еще не поступили сведения. За каких-нибудь двадцать пять дней записалось пятьдесят четыре тысячи добровольцев. И, учтите, цифры это верные. Австрияки отступают, и повсюду заключаются пари: дадут они сражение, прежде чем оставят Милан, или же прямиком, без остановки, перебросят войска в треугольник между Мантуей, Вероной и Пескиерой. Офицеры наши похваляются приемом, какой им повсюду оказывают. Зато в Германии против нас подняли вой. Положение там напоминает времена 1813 года. Одни говорят, что это чистопробная ненависть, другие же уверяют, что в основе лежит немалая толика красного либерализма, принимающего нынче тевтонское обличье. И тем временем русские бешено вооружаются, что дает всем пищу для размышлений. К тому же великая княгиня Екатерина 2 на днях нанесла визит императрице, и в этом есть стороны и добрые, и худые. Россия — опасный союзник, который с легкостью сожрет Германию, но союз с ней может повлечь за собой враждебное отношение к нам со стороны Англии. А мы так долго сибаритствовали, что растеряли пыл предков. И пора нам вернуться к их философии. Двадцать с лишним лет в Париже танцевали, в то время как в Германии лилась кровь! Правда, теперь войны не столь продолжительны, ибо к ним примешиваются революции, да и денег они стали съедать слишком много. Вот почему, будь я помоложе, я пошел бы в солдаты. Но пора оставить эту мерзкую тему. Если уж суждено беде случиться, ее не миновать, и самое мудрое — поменьше о ней думать; а посему я отчаянно хочу побродить с Вами вдали от войн и думать лишь о листьях, о распускающихся цветах и о других не менее приятных вещах. Что бы ни произошло, ведь это самое разумное решение, не правда ли? И если Вь®
читали Боккаччо, Вы могли заметить, что после всех великих бедствий 8 люди приходят именно к этому. Так не лучше ли с того начать? Но великие истины и вещи наиразумнейшие не тотчас находят отклик в Вашей головке. Я никогда не забуду удивления Вашего в ту минуту, когда я Вам сказал, что в предместьях Парижа есть еще леса.— Обедал я на днях у некоего китайца, и он угостил меня трубкою опиума. Поначалу я начал было задыхаться, но, затянувшись в третий раз, почувствовал себя вдруг необычайно легко. А один русский, попробовавший опиума после меня, за каких-нибудь десять минут изменился до неузнаваемости: из^ урода он превратился в истинного красавца. И оставался таковым добрую четверть часа. Не правда ли, странной властью обладают какие-то ничтожные капли макового нектара?
Прощайте; ответьте поскорее.
Париж, 28 мая 1859..
Только Вам удается так преподнести дурные вести, что от ярости я становлюсь сам не свой. Вы всячески стараетесь — может статься, в стремлении произвести наибольший эффект — довести до моего сведения, что сделали бы Вы \ если бы! Совсем как в истории с конем Роланда \ который обладал несравненными достоинствами, но был мертв. А не будь он мертв, бегал бы он быстрее ветра. Шутить так я нахожу дурным тоном; во-первых потому, что сомневаюсь в Вашей доброй воле, затем потому, что ужасно огорчился, узнав, что Вы так далеко, не говоря уж о том, как жаль мне тех часов, которые мы могли бы провести вместе. Ваше возвращение, возможно, совсем не за горами. А покуда подробно . пишите мне о всех действиях Ваших и планах, ибо трудно поверить, чтобы Вы не поставили перед собою самых разнообразнейших задач.