Итак, Б. К. Ганусовский тоже написал мне послание, на которое я отвечать по существу не буду. Полагаю, что корреспонденты Вадим Муратов, А. Самарский и Г. П. Токарев в своей статье под заглавием «Ответ врагам Родины», помещенной в газете «Русский Голос» за 19 февраля 1961 года, сделали это за меня и достаточно убедительно.
Вместе с тем я припоминаю один эпизод, который дает ключ к пониманию Ганусовского. Он, по его собственным словам, был офицером в так наз. «власовской армии» и притом в частях, действовавших во время войны в Югославии.
Я жил тоже в Югославии, в одном маленьком городке Сремски Карловцы. Там я не видел ни четырех с половиной миллионов, о которых будто бы Власов говорил немецкому командованию, ни 42-х тысяч кавалеристов, о которых говорит Ганусовский. Я видел вот что. Однажды в Сремски Карловцы вошла примерно сотня всадников. В них легко было узнать русских казаков. Спешившись, они остановились на площади. Кто они такие? Мы не знали. Я был крайне удивлен появлением здесь русской кавалерии. Лица у этих людей были неприятные, но ничего звериного они не делали. Наоборот, покупали фрукты на базаре. И я даже некоторым помог в качестве переводчика. С ними был и офицер, с лицом не казачьим. Он подошел ко мне, сказал:
— Вы эмигрант?
— Да.
Он улыбнулся и сказал:
— Ну, как Вы нас находите?
Я ответил:
— Рад, что казаки не грабят.
Он посмотрел на меня каким-то особым взглядом и сказал так:
— Я не казак, хотя и командую ими, я петербуржец. Грабить нам нечего, у нас денег много. — И прибавил пониженным голосом. — Но мораль…
Я спросил:
— Какая?
Он ответил:
— Ужасающая.
На этом разговор прервался. И я его не понял. Но через несколько дней стали доходить со всех сторон слухи. И сербское население просто было в отчаянии. Они говорили:
— Вы подумайте, и это руссы.
Всем известно, что сербы до конца оставались русофилами. И то, что им легче было перенести от немцев, было нестерпимо переносить от русских. Они объясняли» что те казаки, которые прошли через Сремски Карловцы, избрали себе специальность: вешать людей на всех окрестных бандерах (столбах).
Тогда я вспомнил петербуржца и его слова об ужасающей морали.
А теперь я думаю после письма Ганусовского, что вот это и были те самые власовцы, которыми он командовал, находясь в кавалерийском корпусе немецкого генерала фон Панвица. И теперь мне до конца понятна природа Ганусовского, выражающаяся в доктрине: «…Нормальным состоянием человечества является война, а не мир».
Открытые письма написали мне три лица. Кроме С. Л. Войцеховского и Б. К. Ганусовского, еще и профессор Д. Н. Иванцов.
С г-ном Иванцовым вступать в полемику по вопросам развития сельского хозяйства в Советском Союзе я не намерен, т. к. я недостаточно подготовлен для этого, да и к тому же я привык с детства уважать высокие титулы ученых. Но если г-н Иванцов действительно серьезно интересуется этими проблемами, то я искренне советовал бы ему воспользоваться документальными материалами, которых в Советском Союзе изобилие. Я имею в виду доклады, речи и выступления участников Пленума Коммунистической партии, проходившего в январе 1961 года специально по сельскому хозяйству, и последующие зональные совещания, на которых выступал Никита Сергеевич Хрущев с присущей ему энергией и глубоким знанием дела.
Сейчас все эти документы изданы в специальной книге, которую я рад буду любезно преподнести профессору по первому его желанию. Но если профессор не доверяет официальным данным, публикуемым в Советском Союзе, то он мог бы с пользой почитать совпадающие выводы о состоянии советской экономики и в том числе сельского хозяйства в солидных органах печати США, Англии и других западных стран.
На этом можно было бы и закончить настоящее письмо. Однако есть один вопрос, который интересует и моих друзей и недругов.
Я хочу ответить на него своим друзьям и в особенности Глебу Струве и Татьяне Билимович.
Причина и цель моего первого «Открытого письма» в нем же указаны. Сейчас представляется нужным уточнить вопрос, почему Шульгин, отсидев 12 лет в тюрьме, не выехал при освобождении за границу.
Почему, почему? Чтобы это рассказать, надо поставить контрвопрос: а почему Шульгин выехал за границу в 1920 году, т. е. эмигрировал? Если держаться точной истины, то я вовсе и не эмигрировал. Меня эмигрировала судьба в виде бури, бросившей меня на берег Румынии. Кто знает, если не этот непреоборимый норд-ост, как бы сложилась моя жизнь?