— Как это нет? Ничего себе! А достопочтенная Лаувейя тебе кто, не родная бабка, что ли? — мало кто мог тягаться с Рататоск в точном знании запутанных семейных связей асов. — Ходит тут, укоряет всех подряд в неблагочинии, а сам от кровной родни отказывается! Позор и поношение на твою голову! Что бы сказал твой уважаемый отец, услышь он такое!
— Сказал бы, что лучше в петлю головой, чем Лаувейя в родичах, — проворчал Ёрмунганд. — В общем, вы меня поняли. Ступайте и потолкуйте с бабулей. Нет, я с вами не пойду. Без меня справитесь. Мое дело — сторона. Разбирайтесь сами со своей любовью. Я это делаю только ради Хель.
— Но ты хотя бы можешь присмотреть за порядком, пока меня не будет? — Фенрир хлопнул на стол тяжелую связку ключей. — Глыбу поставь к дверям, на кухню не суйся — матушка Эста с поварятами сами знают, что к чему. Бочки в подвале, окорока на вертелах. Девицы будут разносить заказы, так ты присматривай, чтобы к ним никто не лез. Справишься?
— Нет, конечно, куда мне, — ухмыльнулся, не разжимая губ, Великий Змей.
— Коли заглянет Бальдр, скажи ему — мы кое-что придумали! — уже на бегу выкрикнул Фенрир. Рататоск устремилась за ним, Слейпнир сперва допил содержимое кружки и только затем сорвался с места.
— Куда это ты куда собрался? — изобразил удивление Фенрир.
— С вами. Приглядеть, чтобы вы не натворили чего, — хмуро заявил жеребец-оборотень. Фенрир глянул на брата и понял, что лучше не спорить.
— А если Одину понадобится прогуляться до Мидгарда? — съехидничал волкодлак.
— Не понадобится. А понадобится — в его конюшне есть кони и помимо меня, — мотнул головой Слейпнир.
Над недалеким Бивростом полыхнуло радужными переливами. Кто-то пересек границу между мирами, войдя в Асгард или покинув обитель богов.
— Мы ведь не станем беспокоить ужасно занятого Хеймдалля ради такой мелочи, как родственный визит к дряхлой бабуле? — полувопросительно, полуутвердительно произнесла Рататоск. Сводные братцы на удивление слаженно кивнули. Фенрир принюхался, втягивая воздух широко раздувающимися ноздрями.
— Лиги через три отсюда… — задумчиво протянул он.
— К полуденному восходу, — уточнил Слейпнир.
— На окраине Поля лучников.
Никому из этой троицы не требовалось всходить на Радужный мост, чтобы уйти из Асгарда. Они обладали врожденным талантом безошибочно отыскивать прорехи в ткани мироздания, глухие, окольные тропки чародеев и магов, способные сколь угодно далеко завести неосторожного путника. Слейпнир уверял, что не нуждается даже в указующих тропах, но может сам проложить путь в нужное место — но, говоря между нами, эта его способность была еще далека от совершенства. Наметив себе прямой и точный путь в Альвхейм, Слейпнир порой оказывался в Каменных горах Ётунхейма, прямиком перед семейкой разъяренных троллей, крайне недовольных тем, что перед ними из воздуха выпрыгивает жеребец о восьми ногах.
— Здесь, — сказал Слейпнир. Они стояли по колено в начавшей увядать траве на бровке огромного поля для лучных состязаний. Вдалеке метали стрелы в движущуюся цель, упражняясь, несколько валькирий, не обративших внимания на случайных зрителей.
— Здесь, — согласился Фенрир. Потоптался на месте, вопросительно и лукаво покосился на Слейпнира.
— Даже не мечтай, — отрезал жеребец-оборотень. — Дева еще никуда не шло, но ты изволь своим ходом. Рататоск, я бы предпочел видеть тебя двуногой и человековидной.
— Лады, — покладисто махнула хвостом Рататоск, внутренне возликовав. Когда еще выпадет удача прокатиться верхом на скакуне самого Одина?
Девица-белка прикрыла глаза ладонью, когда Слейпнира на несколько ударов сердца окутало серебряным струящимся облаком. Когда же морок развеялся, на краю поля замер высокий жеребец пепельной в яблоках масти, с широкой грудью и спиной. Волнистая грива и хвост были переплетены тонкими искристыми нитями, узда и седло богато расшиты золотой нитью и вспыхивающими на солнце гранеными самоцветами. Восемь ног в пышных оческах ломали хрустящие стебли, посверкивая серебром подков. Рататоск восхищенно захлопала в ладоши.
— Залезай, — Фенрир обхватил подругу за талию, без труда забросив на спину коню. Девушка опасливо разобрала жесткие поводья, поболтала ногами, убедившись, что не дотягивается до стремян. — Да держись покрепче. Слышь, чудо о восьми копытах! Только попробуй ее уронить или сбросить, жалеть будешь до конца дней своих.
Слейпнир презрительно фыркнул, ударив копытом о землю. Еще никогда он не терял своих всадников. Даже сама мысль об этом была невероятна!
Конь, девушка и белый волк неспешной рысью направились прочь от Поля лучников. По мере того, как они удалялись, их очертания таяли, сливаясь с зеленью и золотом окрестной рощи, с голубизной осеннего неба и сахарно-синими горами на горизонте.
Одна из валькирий, опустив тяжелый лук, поглядела им вслед. Интересно, куда это направился Слейпнир, да еще в компании со сводным братцем и вестницей богов?
Где-то в дебрях Ётунхейма.
Самоуверенность сыграла со Слейпниром дурную шутку. Проложенная им тропа из мира в мир завершилась в трех-четырех локтях над зыбкой гладью мирно дремлющего обширного болота, поросшего камышом и кривыми елками. Из трещины в расколовшемся Мироздании вывалился огромный серый жеребец, всем своим немалым весом хлопнувшийся прямиком в коричнево-зеленую жижу и поднявший небольшую грязевую волну. Истошно визжавшая Рататоск упустила поводья, вывалилась из слишком большого для нее седла и немедля угодила в липкие и навязчивые объятия местного хозяина-болотняника.
Замыкавший переход Фенрир успел оценить ситуацию и принять решение. Падая, волк извернулся, оттолкнувшись лапами от широченного крупа жеребца, кувырнулся через голову и приземлился на относительно сухой кочке.
Перепуганные насмерть лягушки с паническим кваканьем запрыгали в разные стороны, ища спасения от внезапной напасти с небес. Рататоск, едва не вывихнув руку, дотянулась до стремени и мертвой хваткой вцепилась в него, призывая на помощь. Восемь ног Слейпнира яростно взбаламучивали многовековую гниль, перемалывая в кашу останки мирно гниющих бревен и невесть когда сгинувших в топи неведомых жертв болота. Конь отчаянно пытался обрести хоть какую-то твердую опору, но под копытами растревоженно колыхалась бездонная вязкая трясина, жадно поглощавшая все и вся.
Белый волк метался на таком близком, но недосягаемом берегу. Его разум ощущал ярость и панику сводного брата, его беззвучный крик: «Немедленно превратись и помоги мне!»
«Дурень, ты ведь тяжелее меня! — орал в ответ Фенрир. — Утянешь меня за собой! Прекрати сучить ногами, как полоумный, так ты увязаешь еще больше! Охолони! Медленно двигайся сюда! Рататоск! Рататоск, ты цела?»
— У меня змея в сапоге! — провыла в ответ мокрая и грязная девица, судорожно цепляясь за съезжающее набок седло. — Спасите!
Слейпнир оглушительно заржал. Отголоски его боевого клича пролетели над рощицей чахлых елей, над взбаламученной и начавшей отрыгивать зловонными пузырями топью, над холмами и перелесками отдаленной и глухой области Ётунхейма. Изогнув шею дугой и ритмично работая ногами, жеребец смог немного продвинуться вперед, волоча за собой увязшую Рататоск. Еще локоть, отвоеванный в яростной борьбе с гнилой водой и жидким торфом — и Фенрир впился клыками в кожаный ремень уздечки. Волк попятился, таща угодившего в ловушку коня, из-под его широких лап летели комья влажной земли и сорванный мох.
Совместными усилиями Слейпниру удалось вскарабкаться на холмик, способный выдержать его немалый вес. Оказавшись на спасительной земле, жеребец яростно зафыркал, ожесточенно дергая шкурой. Он, так гордившийся своим холеным видом, по самое брюхо измарался в вонючей болотной жиже! Великолепный хвост повис мокрой, спутанной куделью, подседельный ремень расстегнулся и роскошное седло работы ваниарских мастеров-шорников стало трофеем кикимор и болотных утопцев, чтоб им подавиться украденным!
Вдобавок он едва не утратил всадницу. Фенрир ему до конца жизни будет поминать этот промах.