— Попробуй, докажи это моей матушке, — дернул плечом мальчик. — У нее на любой случай есть два мнения, ее и неправильное. Если даже отцу не удается ее переубедить, то куда мне. Может, когда я стану постарше, она ко мне прислушается. Но сейчас? Нет, нет, никогда, — он весьма схоже передразнил сдержанно-раздраженные интонации Нанны: — Форсети, ступай в сад, поиграй с другими мальчиками. Займись чем-нибудь, малыш, не видишь, маме недосуг. Загляни потом. Форсети, пора спать. Форсети, быстро за стол. Дорогой, не крутись под ногами.
— Когда она скажет так еще раз, приходи навестить меня и моих друзей, — предложила Рататоск.
— А где ты живешь? — оживился Форсети.
— Иногда — в садах у чертогов Фрейи, иногда — в трактире «Рагнарёк» подле Химинсбьерга и Радужного моста…
— Но там же злой волк заместо хозяина! — испуганно округлил глаза мальчик.
— Фенрир не злой, — вступилась за приятеля Рататоск. — Он… он просто такой, как есть. К тому же он мой друг, и я точно знаю — он не ест маленьких мальчиков.
— Тогда я непременно приду, — Форсети насторожился, прислушиваясь. — Ты просто так заглянула, или тебе надо повидать кого-то из моих — отца либо маму?
— Я пришла к Бальдру, — дверь покоев распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Бальдр стремительно прошагал мимо, в пылу ярости даже не заметив собственного отпрыска. Уменьшившись, Рататоск сиганула ему на плечо, вцепилась коготками… и едва не оказалась на полу. В последний миг Бальдр понял, кого именно он чуть не стряхнул.
— Ну, спасибо, — проворчала белка-оборотень. — Хочешь доброго совета? Вернись и поговори с сыном. Негоже проходить мимо своего ребенка, как мимо пустого места. Какое бы дурное настроение у тебя не было.
— А там был Форсети? — Бальдр сбился с шага. — Ох. Одно другого не лучше. Не дом, а какой-то приют скорбных на голову.
— Зато у меня для тебя добрые вести, — Рататоск тряхнула распушившимся хвостом. — Мы решили кое-что для тебя сделать. Для тебя… и для нее, ну, ты понял, о ком я. Скоро в Асгард пожалует вёльва. Она скажет, ей было видение. О том, что твоя свадьба с Нанной была ошибкой, и тебе предназначена другая. Никто не спорит с вёльвой, даже Один не решится возражать ее словам. Остальное целиком и полностью зависит от тебя.
— Но как вы этого добились? — искренне поразился Бальдр. — И… зачем?
— Скажем так: мне стало очень жаль Хель, а Фенриру не по себе, если я несчастна. Ну, и свою сестрицу он тоже очень любит и желает ей блага, — Рататоск намеревалась хихикнуть, а вместо этого бойко зацокала, щелкая язычком по передним резцам. — Удачи тебе. И стойкости в намерениях. Помни, мы непременно придем посмотреть на это зрелище. Так что не подведи нас, не то темной ночью Фенрир явится по твою душу! — съежившись в комочек, она шустро пробежалась по карнизам и занавесям, и улизнула в ближайшее подвернувшееся оконце.
Асгард, Валаскьяльва.
…Они и в самом деле пришли. Вскочили и побежали, как только в трактир с отчаянным воплем: «Лопни мои глаза, там вёльва идет к царским палатам!» ворвался кто-то из младших свитских Фрейра. Волкодлак и белочка смешались с изумленно гомонящей толпой, и, благоразумно держась в задних рядах, вместе со всеми зашагали к серебряным ступеням Валаскьяльвы.
Однако все пошло совсем не так, как им мыслилось. Стоило вёльве произнести первые слова будущего пророчества, как Фенрир сжал ладонь спутницы с такой силой, что Рататоск невольно вскрикнула и запрыгала на месте.
— Она провидит то, что на самом деле! — от рявкающего шепота на ухо у Рататоск мгновенно заныло в затылке.
— Разумеется, она же вёльва! — огрызнулась девица-оборотень.
— Да нет же! — настаивал Фенрир. — Мне и матушка говорила, и бабуля — они, чародейки, по большей части врут. Ну, не то, чтобы напрямую лгут в глаза, но говорят именно то, чего от них ждут. А бабуля, она сейчас не бабуля, а сама Судьба, неужели не понимаешь!
— Руку отпусти, сломаешь же! — заскулила Рататоск.
Со своего места они не видели старой колдуньи, лишь слышали ее голос, липкий, вползающий прямо в голову, окутывающий рассудок сетями, плетеными из болотных трав и гнилостных испарений. Гюльва вещала, грозная и устрашающая, ледяной ветер кружил по строгим залам дворца, холодя сердца и души внимающих крику пророчицы. _Читай на Книгоед.нет_ Рататоск вспомнилось безымянное болото в Ётунхейме, где они со Слейпниром чуть не утонули — и сейчас она тоже тонула, тонула в словах, раз и навсегда предрекающих порядок вещей, веление Судьбы, которое никто не в силах отменить или избежать. Будет так, как сказала вёльва. Отныне Бальдру суждено стать заложником благополучия Асгарда.
— Что она несет, мы не об этом уславливались… — потерянно бормотал Фенрир. — Какой Рагнарёк, ну при чем тут Рагнарёк, бабуля рехнулась на старости лет, Рататоск, ну что она такое лопочет, зачем?!
Белка молча и сосредоточенно выдирала онемевшую кисть из железной хватки, медленно плющившей ее пальцы. Опомнившись, Фенрир разжал ладонь. Вёльва завершила речь, кто-то милосердно увел ее прочь, под гомон и проклятия злодеятельному чародейскому семени. Плакала женщина, со всех сторон недоуменно и встревоженно перешёптывались горожане. Ожидая царского слова, уповая на то, что Один убедительно докажет: не стоит доверять пустым речениям выжившей из ума старухи. Иггдрасиль не рухнет, Девять Миров благополучно проживут еще тысячи тысяч лет, и Асгарду суждено процветать и сиять во тьме, подобно солнцу…
Но вместо Одина свой голос возвысил младший из его отпрысков. Сделав это настолько уместно и вовремя, что даже Фенрир одобрительно кивнул, признавая за Бальдром определенную сметливость. Разве не Бальдр невольно стал героем и неотъемлемой частью только что отзвучавшего грозного предзнаменования? Да и смотрелся младший Одинссон, надо признать, отменно, а речь его лилась гладко и бойко, утихомиривая взволнованные сердца и возвращая потерянную было надежду.
Стоя на возвышении и вместе с семейством ошарашенно внимая крикам вёльвы, Бальдр довольно быстро смекнул, что затея его друзей обернулась чем-то странным. Однако он не собирался отступаться от намерения истолковать ситуацию в свою пользу. Симпатии асгардских обывателей были сейчас целиком и полностью на его стороне, и даже всевластный отец не смог бы повелеть ему держать язык за зубами.
Бальдр рискнул, поставив на кон золотую монетку своей удачливости. Бросив свой вызов публично, при большом стечении народа, с тем, чтобы ни отец, ни мать не отреклись от произнесенного. Слух вскоре разнесется по всему городу, и никто, в первую очередь его родители, не смогли прикинуться несведущими. Пусть услышит каждый, пусть услышат все! Весь Асгард, затаив дыхание, внимает ему — ведь ему больше нечего терять, и на этот роковой шаг его толкнуло отчаяние.
— Да, именно отчаяние! Если Судьба решила испытать меня, сделав живым щитом Асгарда против напастей, то кем сказано, что мои дни до скончания времен должны быть наполнены тоской и мукой? Я прошу немного, и для исполнения моего желания достаточно лишь доброй воли моего отца, нашего правителя! Каждому из нас в трудный час нужна поддержка и опора, и мы уповаем найти ее в своих спутниках жизни. Трижды счастлив и благословен тот, чей брак оказался удачным, но я… — звонкий и ясный голос Бальдра дрогнул, и вместе с ним дрогнули сердца асиний, уже заранее готовых посочувствовать любым бедам юного и прекрасного бога, — но я оказался не столь удачлив. Да, во всеуслышание признаю, я поторопился со свадьбой. Выбрал не ту женщину. Леди Нанна не повинна в том, что мое сердце никогда ей не принадлежало. Есть другая… другая, о встрече с которой я прошу. Всего лишь о встрече. Но, если мне сызнова будет отказано, я просто своей волей уйду к ней. Ибо теперь, дорогой отец, мне открыта дорога в ее владения — тот прямой путь, ступив на который, невозможно вернуться обратно! Как почтительный сын, я подожду твоего слова и твоего решения… но не затягивай с ответом слишком долго. Как мы все теперь знаем, с каждым днем у нас остается все меньше и меньше времени!
Бальдр так резко развернулся на каблуке, что полированный мрамор жалобно взвизгнул. Фригг ахнула, подалась было следом за уходящим отпрыском, но замерла, переводя взгляд с хмурившегося супруга на старшего сына. Набившаяся в чертог толпа недоуменно гудела, уловив, что между Всеотцом и младшим из его сыновей вспыхнули разногласия, и что причина их — в женщине. Один вскинул руку, успокаивая подданных и призывая к тишине: