— Идите на восток,— посоветовал он на прощание,— а я с красноармейцами.
Мы в колонне беженцев — голодные, бесприютные. Бабушка идти не может, сердце слабое. Мы с Инной ведем ее, помогаем ей, беспомощной, как можем. Беженцы растянулись, бредут по шоссе. Сбитые ноги, заплаканные глаза, детский плач.
И эти бесконечные бомбежки…
Добрели до Дукоры. Бабуля больше не может идти. Обессиленные, падаем на сено. И снова бомбы!
Следом слышатся рокот мотоциклов, крики, чужая речь.
Немецкие мотоциклисты в Дукоре. Неужели Минск занят?
Нас выгоняют с гумна, выводят на улицу. Там уже толпа беженцев, тех, кто уцелел во время бомбежки. Приводят к магазину. Немцы выносят разные вещи, трясут ими перед нами, суют силком в руки. Мы понимаем, для чего это делается — идет киносъемка.
Потом начинают хватать людей…
— Коммунистен! Юден!
…Страшный, тяжкий путь назад, в Минск. Что нас ждет? Знаем уже, что дом наш сожжен. Только ключ в руках…
Думаем о маме. Может, она вернулась из Волковыска? Может, уже ищет нас?
…И вот мы в Минске. Нет ни мамы, ни отца. Я в ответе за бабулю, за сестренку.
Ищем пристанища.
ЗА НЕПОВИНОВЕНИЕ — СМЕРТЬ
К сожалению, это не слухи. В Дроздах, что под Минском, немцы устроили концентрационный лагерь. Там военнопленные, а также гражданские, которых схватили в городе. Ищут среди них командиров, комиссаров Красной Армии, коммунистов, евреев. Их ждет расстрел.
Всюду объявления: мужчины в возрасте от 15 до 45 лет должны зарегистрироваться в комендатуре. За неповиновение — смерть.
Недавно мы с Инночкой видели такое. По Советской, около Большого сквера вели колонну военнопленных. И вдруг один из них, молодой, высокий, с забинтованной головой, запел: «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой». Песню подхватили. Зазвучала знакомая мелодия.
Что тут началось! Пальба, крики! Убитые на булыжной мостовой.
За неповиновение — смерть!
ЧУМА
Еще из недавнего довоенного времени вспоминаю выражение «коричневая чума». В Германии фашистские молодчики носят коричневые рубашки. Здесь же они в серо-зелено-черном. Особенно мы боимся тех, кто в темно-серо-зеленой форме с черным воротником, на котором в серебристом четырехугольнике две, как зигзаг молнии, буквы «SS». У них серебристые плетеные погоны. На рукаве — орел. Ремень с пряжкой, на ней надпись: «Gott mit uns»[2]. Парадная форма у них черная, воротник и манжеты с серебристой окантовкой.
Жутко глядеть на их эмблему — череп и кости.
Полевая жандармерия — в светло-серо-зеленой форме. На груди у них цепь с бляхой, которая напоминает полумесяц. Серо-зеленочерная чума!
ПРИКАЗ О СОЗДАНИИ ГЕТТО
Голод заглушаем семечками. Люди нашли их на каком-то складе и кинулись туда. Тата Дроздова с Замковой улицы поделилась с нами. По-прежнему бродим по городу в поисках ночлега.
Ночуем в руинах. Моемся в Свислочи. От грязи и бесприютности, тоски завелись вши. Боимся их так же, как и голода.
Скоро запретят ходить по городу. Говорят, что евреев выселят в особый район…
На Юбилейной площади останавливаемся. Дома здесь не сожжены и старые афиши целы. Одна из них сообщает, что в белорусском театре спектакль «Последние». Режиссер — Михаил Зоров.
В этот театр я со своей подружкой Нилой Кунцевич ходила почти каждую неделю. Ее двоюродный брат был там художником-декоратором. Черноволосый, с выразительным лицом, он походил на артиста. Легкая походка, уверенный баритон, внимательные глаза. Где он теперь? Наверно, на фронте…
А у Нилы такие же мягкие, как у брата, глаза. Где Нила? Где режиссер Зоров? Интересно, он еврей или славянин? До войны никто из нас не думал об этом. Жили себе люди рядом дружно, хорошо.
Рядом с афишей объявление. И смысл его страшен. Инна тянет меня за руку, но я, прикованная к афише, вслух читаю, что граждане еврейского происхождения должны зарегистрироваться в юденрате и жить в специально отведенном для них районе, в гетто.
«Жиды», «гетто» — слова обжигают, вызывают боль и обиду, как леще чип а.
— А что такое жиды? — спрашивает меня Инна.
Слезы застилают глаза…
— Это злое, мерзкое слово. Тех, кто обзывает им людей, отдают под суд и штрафуют.
— И немцев отдадут под суд? — спрашивает сестренка.
— Отдадут обязательно.
…На соседнем доме снова объявление: «Жиды и коммунисты обязаны…»