До сих пор она не могла уехать, не могла оставить мать одну после смерти отца. Хотя ее никогда не покидало желание отправиться туда, где кончается радуга, чтобы искать там свое счастье, как делали герои и героини старых сказок. Но тот, кто уезжает, прощается не только с обидами и разочарованиями, он прощается и со всеми хорошими воспоминаниями.
Поэтому Кати стала писать письма и тем людям, которых хотела за что-то поблагодарить. Их она писала от руки, что было весьма непривычно, ведь она не делала этого уже пару десятков лет, и поначалу ей пришлось заново привыкать к собственному почерку.
Такое письмо получил автомеханик, который сделал ей пятипроцентную скидку, потому что счел приятным клиентом. Первая лучшая-подружка-на-веки-вечные, которая дала ей почитать свой дневник – ей, и только ей. Соседка, которая всегда одалживала Кати свою газонокосилку, с тех пор как ее собственная задымилась и испустила дух. Тридцать писем, тридцать раз сердце уходило в пятки, тридцать раз всего хорошего.
Адресат тридцать первого письма не получил рукописных строчек.
Гудрун Люпенау жила в увитом плющом бунгало. Когда Кати нажала на потертую медную кнопку дверного звонка, никто не открыл.
Кати подождет. Час. Это одно из правил, которые она сама для себя установила. Второе заключалось в том, чтобы начинать зачитывать письмо сразу, как только перед ней появлялся адресат, чтобы не забыться во время разговора (как это случилось с напечатанным письмом Маркусу – мальчику, с которым она в первый раз поцеловалась, и с письмом от руки Франку, с которым она впервые поцеловалась по-настоящему).
Через сорок три минуты на подъездной дорожке припарковался желтый «Фиат 500», и оттуда вышла Гудрун Люпенау, даже в семьдесят два года не растерявшая ни капли присущей ей импозантности. Высокая, в бежевом кардигане, с седыми волосами и практичной стрижкой «паж». Когда сквозь стекла очков в красной оправе женщина заметила Кати, у нее радостно заблестели глаза.
– Боже мой, Кати! Что ты здесь делаешь? Как же я рада видеть тебя спустя столько лет! Кстати, а сколько их уже прошло? Ах, да неважно. Мне всегда так нравился твой смех, и ты так красиво улыбалась! – Она достала из кармана брюк ключ от дома. – Если бы я знала, что ты решишь сегодня навестить свою бывшую классную руководительницу, приехала бы пораньше. Я сейчас была у скамейки на берегу реки, знаешь, где она? Ее в прошлом году установил муниципалитет. Нужно просто пройти мимо старой фермы, ну, той, заброшенной, а там недалеко. Мне всегда казалось, что это отличное место, чтобы подумать и отдохнуть душой. – Гудрун открыла дверь. – А теперь рассказывай, что тебя ко мне привело. Хочешь пить? Ой, у меня же совсем ничего нет. Кроме кофе, он есть всегда!
Кати уже несколько десятилетий не слышала этот дружелюбный голос, который на каждом четко произнесенном слоге мог с легкостью переключиться на выговор. Но на первом же слове она занервничала так же, как в шесть лет, когда ее вызвали к доске решать перед всем классом пример по математике. Кати почувствовала себя деревом, у которого с годами прибавилось много колец, но сердцевина под ними всегда оставалась прежней.
Судорожными движениями она достала письмо из конверта и развернула вощеную бумагу для бутербродов. Затем дрожащим голосом начала читать:
Фрау Люпенау,
вы отняли у меня веру в себя, когда встал вопрос о рекомендации в среднюю школу. Перед четвертым классом я столько занималась, корпела над учебниками и улучшила оценки по всем предметам. Весь учебный год вы так часто меня хвалили, а в итоге не дали мне рекомендацию для зачисления в гимназию. Я просто не могла в это поверить. Проплакала целую неделю, не понимая, что сделала не так. И зачем вы все это время притворялись, чтобы в конце концов так со мной поступить?
Потому что вы мне очень нравились. Глядя на вас, я тогда даже захотела стать учительницей.
И это лишь усугубляет ваше предательство в моих глазах.
Другие в тот момент снова взяли бы себя в руки и встали на ноги с желанием показать всему миру, на что они способны. Но я была просто сломленной маленькой девочкой, которая с тех пор думает, что недостаточно умна для этого мира. Стоит мне узнать, что у кого-то есть диплом, я чувствую себя человеком второго сорта.
При этом в глубине души я знаю, что тоже смогла бы, если бы однажды вы дали мне шанс, а не растоптали мою самооценку.
Кати протянула письмо Гудрун Люпенау. Последние два слова она давно знала наизусть. Как всегда, последний шаг был самым трудным. Как всегда, ей пришлось набрать полную грудь воздуха, чтобы найти в себе силы произнести это на полном серьезе. Пусть и всего лишь на краткий миг.