У других мистиков духовное созерцание завершается состоянием экстаза, в котором достигается полная отрешенность от окружающего мира, исключительная пригвожденность внимания к созерцаемому образу (нечто похожее на гипноз), как, например, у Святой Терезы и Святого Жана Делакруа.
В некоторых случаях вживание в страсти Христовы (его распятие) доходит до такого напряжения, что захватывает и телесную жизнь мистика и проявляется на физиологическом уровне. Таковой является стигматизация — появление кровоточащих ран на руках и на ногах, т. е. в тех местах, где были раны распятого Христа. Видимо, та же сила мысли действует и в обычной практике. Например, академик Павлов описывает случай, когда в результате симуляции беременности у одной женщины появились жировые отложения на животе и груди.
В стигматизации появляется непосредственное воздействие экстатического сознания на физиологическую жизнь человека. Это роднит ее до известной степени с практикой буддийских йогов, поскольку и здесь под власть сознания подпадают такие физиологические процессы жизни, которые в обычных условиях совершенно независимы от него. В христианской мистике такие явления представляют исключения, и аскетическая практика, расширяющая и углубляющая власть сознательного духа над телом, не достигла здесь такого развития, как в буддизме.
Поскольку первоначальная биологическая функция сознания состоит в регулировании взаимоотношений между организмом и внешним миром, то ему подчинены, прежде всего, телесные движения и процессы, которые осуществляют эти взаимоотношения. Наоборот, внутренние физиологические процессы протекают почти без исключения автоматически, независимо от сознания, и доходят до него лишь в виде смутных, слабо дифференцированных органических чувств. Поэтому подчинение телесной жизни сознанию (духу) проводится в аскетической практике обычно не прямым путем, а косвенным, посредством изменения окружающей тело и взаимодействующей с ним среды и приспособления телесной жизни к самым разнообразным условиям (к холоду, жаре, голоду, бдению, боли и т. д.) Тело утрачивает, таким образом, свою болезненную (повышенную) чувствительность к этим изменениям среды и не препятствует своим инстинктивным сопротивлением самостоятельной активности духа.
Чтобы сломить это инстинктивное сопротивление тела против страдания (прежде всего против физической боли), стоики и эпикурейцы Греции выработали особый метод отчуждения страдания. Это такая установка сознания, которая рассматривает все телесное, в том числе и страдание, как нечто чуждое, наносное, не относящееся к подлинному существу человека, а потому не имеющее значения для духовной жизни человека и не способное причинить ей ущерб. Такая, основанная на самовнушении, установка сознания дает человеку возможность свободно созерцать и раскрыть внутреннюю свободу своей автономной личности. Но утверждение такой установки сознания лишь закаляет тело, притупляя чувствительность к физическому страданию, но не выявляет его скрытые положительные силы и не ставит их на службу духовной жизни. А именно это делает аскетическая практика йогов, расширяя и углубляя власть сознания (духа) над телом и особенно над внутренней физиологической жизнью. Вместе с тем она увеличивает и власть духа над материальной природой вообще.
У йогов во время глубокого созерцания пять органов чувств, связывающих человека с внешним миром, засыпают; происходит как бы самопогружение в гипнотический транс. При этом обычное сознание погружается в глубокий сон — самадхи, и открывается глубокое сознание — интуиция. В такой момент йог похож на медиума в парапсихологических экспериментах. Отсюда и берет свое начало чудодейственный характер этой аскетической практики. Направленной внутрь интуиции непосредственно представляются недоступные обыкновенному человеку прозрения и действия.
Вышеуказанные косвенные практики (аскезы), приучение тела к разным условиям жизни и природы (к холоду, жаре, голоду, боли и т. д.) буддийские йоги не применяют, но в Индии есть такие школы, которые этим занимаются (пратьекабудды, вайшешики и др.) Буддийские йоги достигают этого только созерцанием.
Вот пример. В человеческом теле на два пальца ниже пупа расположен четвертый узел центрального нервного канала (на санскрите — авандуди). Этот узел по форме похож на кувшин и состоит из 64-х нервных волокон. В этом узле скрывается так называемый зиндальский огонь (не путай с бенгальским). У йогачаров существует специальный метод созерцания для раскрытия этого огня. Когда раскрывается этот огонь, человек перестает мерзнуть. Китайский историк Танской династии Ли Фан Чу, посетивший тибетские нагорья Гималаев и встретившийся с Миларэпой, утверждает, что этот йог, используя зиндальский огонь своего собственного тела, выделял такое количество тепла, которого хватало, чтобы растопить высокогорный снег вокруг себя.
Вообще мистицизм буддийских йогов объяснить с точки зрения нормальной человеческой логики и рациональной интуиции невозможно. Правила и учения о достижении совершенства (нирваны), по утверждению самих йогов (стало быть, нам нужно поверить), пришли в человеческий мир в готовом виде из мира дакинь (небесных дев), или из Шамбалы, или непосредственно преподаны самим Буддой около ступы Балдан-Брайван. Именно здесь Будда объяснил основные положения шести тысяч дандри (тантры) — мантраяны. Согласно последним, это учение не есть результат самостоятельного раскрытия индивидуальной интуиции самих йогов. Тем более оно не есть результат самостоятельного логического анализа или дискурсивного умозаключения. Самими йогами эти правила и учения принимаются на веру.
Слияние интеллектуальной (религиозной) интуиции с учением тантры дает новый синтез, так называемую бодхисаттвовскую мысль — одно из качеств нирваны. Его предикатом является сиддхи (сверхъестественное духовное могущество). Его содержанием является сам Бог. Проходя через десять ступеней бодхисаттвы, индивид сливается с нирваной. Конечно, подлинным, действительным принципом, руководящим поведением человека, является живой пример выдающихся личностей, в поведении и образе жизни которых усматривается конкретное воплощение нравственно-религиозного идеала.
Великое морально-воспитательное значение духовных гениев человечества (Будда, Христос и др.) сказывается именно в том, что они пробуждают своим примером стремление к подражанию им, к следованию по их жизненному пути. Вживаясь в образ своего учителя, стараясь его воспроизвести в собственной жизни, человек испытывает и укрепляет свои собственные духовные силы, в этом смысле я вполне согласен с утверждением Фомы Кемпийского. Кстати, йог, перерождаясь по своему желанию снова человеком, совершенствуется вновь лишь для того, чтобы другие, подражая ему, шли по его пути.
Будда говорит в Ганжуре:
В следующих письмах, я думаю, продолжим разбирать буддийскую философию.
Наташа, моя хорошая! Последнее время меня одолевает неописуемое желание увидеть тебя. Ты мне очень нужна, нужна для моей души, для моего вдохновения. Сделай все, чтобы приехать.
Напиши, как дела у В. Э. Написал ли он заявление в ЦК (в Москву) для ускорения дела?