Выбрать главу

1. ПИСЬМО К ДОНАТУ О БЛАГОДАТИ БОЖИЕЙ

Цецилий Киприан Донату желает здравия.

Твое приглашение, любезнейший Донат, очень кстати, ибо и я помню о своем обещании и настоящее время для исполнения его самое благоприятное: потому что теперь, во время собирания винограда, незанятый дух предается покою и разделяет с другими праздничные и вошедшие в обычай досуги после утомительного года. С этим временем сообразно и самое место: приятный вид садов соответствует успокоенным чувствам, которые освежаются тихими ветерками приветливой осени. Приятно здесь проводить время в разговорах и назидательными повестями умудрять дух в Божественных заповедях. Но дабы кто из мирских людей не вмешался в наш разговор и не помешал нам или не обеспокоил нас неумеренный крик какого-нибудь шумного общества, пойдем вот на то место. Это ближайшие, отделенные части сада представляют закрытое убежище: потому что виноградные ветви, спускаясь с тростниковых подпор в беспорядке, нависшими пучками образовали там виноградную галерею, покрытую листьями. Здесь мы удобно можем предаться собеседованию, и в то время как мы будем увеселять взоры приятным видом дерев и виноградных лоз, дух наш будет получать вместе и назидание от слуха и удовольствие от зрения. Впрочем, для тебя существует теперь только одно удовольствие: ты ищешь только беседы со мною. Не обращая внимания на здешние приятные виды, ты в меня вперил свои взоры. И слухом и умом весь ты обратился в слушателя: так ты любишь меня. Что же есть такое во мне, или много ли есть во мне такого, что проникало бы в твое сердце? Скудный ум приносит и плоды скудные: он не обременяется, подобно плодоносной земле, богатыми колосьями. Впрочем, я приступлю к делу с теми силами, какие имею, тем более что и самый предмет слова помогает мне. Пусть щеголяет богатое красноречие своею изворотливостию в судебных местах и в публичных речах, произносимых среди народных собраний. Где идет речь о Господе Боге, там чистое и искреннее слово ищет доказательств для веры не в силе красноречия, а в самой вещи. Итак, ожидай от меня не красноречия, а силы, не речей, прикрашенных витиеватыми оборотами, какими увлекается толпа, а безыскусственного, сильного простою истиною слова о благодати Божией. Ты услышишь от меня то, что знают прежде, нежели научаются, и что приобретается не длинным рядом годов, не продолжительным размышлением, но случается наикратчайшим путем от благодати, сразу доставляющей духовную зрелость.

Когда я находился во тьме и в глубоком ослеплении, когда, исполненный нерешительности и сомнения, я носился и блуждал на море этого бурного века, когда я не сознавал самого образа моей жизни и чужд был света и истины, тогда, согласно с моим прежним образом мыслей, я считал весьма трудным и даже невозможным то, что благость Божия обещала мне ко спасению, именно, чтобы человек мог вновь родиться и, одушевленный для новой жизни водами спасительного крещения, мог отложить все то, чем был он прежде, и, при том же самом телесном составе, сделаться другим человеком по уму и сердцу. Как возможна, думал я, такая перемена, чтобы человек вдруг совлекся того, что или, как прирожденное, отвердело до степени грубой материи, или, как нажитое, внедрилось вместе с летами? Нет, зло слишком глубоко пустило корни! Научится ли когда бережливости тот, кто привык к великолепным пиршествам и роскошным обедам? Покажется ли когда-нибудь народу в обыкновенном и простом платье тот, на ком всегда сияли драгоценные, блестящие златом одежды и багряница? Нет, кто привык забавляться пуками[1] и другими почестями, тот никогда не захочет быть частным и незнатным человеком. Всегда сопровождаемый своими клиентами, окружаемый в знак почести многочисленною толпою раболепствующего ему народа, он почитает наказанием, когда бывает один. Как раб беспрестанных забав, он не может отстать от привычного пиянства; его надмевает гордость, воспламеняет гнев, подстрекает корысть, разжигает жестокость, услаждает честолюбие, увлекает похоть.

Так часто рассуждал я сам с собою: ибо и сам прежде опутан был весьма многими заблуждениями, от которых совсем не надеялся освободиться. Покорствуя укоренившимся страстям своим и не надеясь на лучшее, я благоприятствовал своему злу, как будто бы оно было естественно во мне. Но когда возрождающие воды омыли пятна прежней моей жизни и в очищенное и оправданное сердце пролился небесный свет; когда, приняв Духа небесного, соделался я по второму рождению новым человеком: тогда чудным образом сомнения разрешились в уверенность; тайны начали открываться, мрак исчезать; то, что прежде казалось трудным, соделалось удобным, невозможное стало возможным; я начал познавать, что вся моя прежняя плотская жизнь, проведенная во грехах, была жизнь земная и что теперь только началась жизнь Божия, одушевляемая Святым Духом. Сам ты, конечно, знаешь и так же, как я, помнишь, что мы потеряли и что приобрели, умерши (в крещении) для греха, ожив для добродетели. Сам ты знаешь это, без моего напоминания. Хвалиться самим собою предосудительно: но не может быть самохвальством, а служит знаком благодарности все то, что не силам человеческим приписывается, но относится к славе дел Божиих. Так, жизнь безгрешная есть благословенный плод истинной веры; подобно как грешная жизнь прежде веры — плод заблуждения человеческого! Божие дело, говорю, Божие дело есть все то, что мы можем; о Нем мы живем, Его силою мы сильны; от Него заимствуя крепость, мы еще здесь на земле проразумеваем будущее. Да будет только страх блюстителем непорочности, чтобы Господь, наитием небесной благодати милостиво водворившийся в душах наших, за достойное послушание наше пребывал у нас в обители веселящегося сердца; приобретенная безопасность да не возродит нерадения, да не подползет паки враг древний.

вернуться

1

Пуки сии носили у римлян пред консулами, проконсулами и преторами для означения их власти.