К глазам подступили слёзы, и Августу почему-то стало трудно дышать. Это. Вот это действительно слишком хорошо, чтоб быть правдой. Его маленькая сестрёнка идет под венец. Больше пятнадцати лет он наблюдал, как упрямая девочка-подросток превращается в прекрасную, сильную женщину, которую он видит перед собой сейчас, и вот она стоит перед ним в день своей свадьбы и выглядит такой счастливой, будто… чёрт, да даже радость от выигрыша в многомиллиардную лотерею не пошла бы ни в какое сравнение с тем счастьем, которым лучится Эмма.
- Ну? – с надеждой спросила она, взяв в руки лежащий на стуле небольшой букет пурпурных калл, чтоб довершить образ.
По щеке Августа покатилась слеза, Руби подтолкнула его, глядя чуточку насмешливо. Август молча встал перед Эммой и мягко, медленно повернул к себе спиной. Потянувшись, он взял с кресла фату, бережно расправляя шифон. Уверенные пальцы закрепили фату как раз под заколкой, Август аккуратно оправил ткань, доходящую женщине до середины спины. Эмма медленно повернулась в его руках, растроганно улыбаясь.
- Ты, – серьёзно сказал Бут, целуя её в лоб, – самая красивая невеста.
Она засмеялась, пожав плечами:
- Нет, думаю, у меня второе место.
- О, Боже. Да ты уже успела надраться, – шутливо застонал Август.
Эмма снова засмеялась и обняла его. Мужчина быстро обнял её в ответ.
- Я волновалась, что ты можешь не успеть.
- И не увидеть, как моя маленькая сестрёнка принимает лучшее решение в своей жизни? – Август нежно потрепал её по подбородку. – Никогда!
- Скоро начинаем, ребята, – позвал Нил и открыл двери. С верхнего этажа донеслись звуки музыки.
Август согнул руку в локте и улыбнулся, когда Эмма продела в сгиб свою ладонь.
- Давай закрепим всё официально, – и Август раздвинул занавеси.
В детстве Эмма никогда не накидывала на голову наволочку, воображая, что это фата, не делала букетов из туалетной бумаги, не скользила по полу, представляя, что идёт к алтарю, где её ждёт Прекрасный принц (или Принцесса). В общем-то, она куда более четко представляла свои похороны, чем свадьбу, поскольку точно знала, что похороны когда-нибудь случатся наверняка.
Письма к Реджине всё изменили.
Почти тринадцать лет жизни Реджины Миллс и Эммы Свон были переплетены так тесно, будто сами Норны ткали полотно, сплетая их судьбы в одну нить. Последние пять лет стали для маленькой семьи настоящими американскими горками. Дело было не только в том, что Эмма продолжала страдать от ПТСР, но и в том, что Реджине и Генри приходилось учиться принимать её присутствие в жизни, учиться уступкам. И хотя иногда девушка боялась, что они будут обижаться на неё за это, Миллсы никогда не жаловались. Доктор Хоппер выразил своё беспокойство по поводу их такого поспешного воссоединения, но эта семья была более чем готова сделать всё для того, чтоб узнать друг друга заново.
Сеансы терапии – индивидуальные, парные и семейные – проходили каждую неделю. Генри перестал появляться на индивидуальных встречах через полгода после возвращения Эммы. Ему, ребенку, для которого чудеса и волшебство всё ещё были так близко – только руку протяни, было проще, чем взрослым. Их парная терапия практически сошла на нет в прошлом году. Как бы то ни было, почти четыре года Реджина раз в неделю ездила с Эммой в Портленд к психологу, чья квалификация позволяла ему помочь бывшему солдату влиться в жизнь в большом мире после её уединенного пребывания в Брукхевене. Чаще всего, Реджина во время этих визитов сидела в комнате для посетителей, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла и начисто забывая про книгу, которую всегда возила с собой. Эмма выходила из кабинета доктора эмоционально опустошенная и вымотанная и, пока они ехали домой, держалась отстраненно. Часы, проведенные за чтением книг по психологии, поиски информации в сети и разговоры с Арчи помогли Реджине научиться правильно вести себя в сложных ситуациях, и она всегда могла поддержать своего солдата, когда той нужна была поддержка.
В годовщину попадания Эммы в плен им обеим приходилось тяжело, и Реджина резко вскакивала среди ночи и трясла блондинку за плечи, заставляя открыть глаза, желая убедиться, что она дышит. Но Рождественские песни, которыми Генри наполнял дом, и ветви омелы, которые Август, даже не скрываясь, развешивал везде, где только можно, помогали облегчить наполнявшую женщин тревогу. Со временем Эмма стала приходить к доброму доктору раз в несколько месяцев. Когда её страхи и сомнения захлёстывали слишком сильно, и ни она, ни Реджина не могли справиться с ними самостоятельно, девушке хватало обычного дружеского разговора и простого подтверждения, что она всё ещё на верном пути, чтобы прийти в норму.
Несмотря на все трудности, они были рядом друг с другом. В ночи, когда Эмму донимали кошмары, Реджина была рядом, чтоб успокаивающе провести ладонью по щеке и напомнить Свон, что она в безопасности. И когда стресс, который испытывала Реджина, заставлял её срываться на всех, в слепой ярости растравляя старые раны, Эмма притягивала её к себе, и массировала её плечи, и тихо напоминала, что теперь они вместе.
Они снова начали ходить на свидания. Обеды, игры, прогулки. Они даже иногда возвращались в тот кинотеатр под открытым небом, устраивая вечера воспоминаний. Осторожно, словно раздувая умирающее пламя, которое может погаснуть от излишней настойчивости, они открывали друг друга заново. Эмма с Реджиной ссорились чаще, чем обычно, потому что, стоило Эмме выйти из дому, и в Реджине просыпалась чрезмерная опека, а Эмма всё ещё упрямо желала всегда оставаться сильной в глазах своей семьи. И после каждой ссоры женщины любили друг друга ещё крепче, слишком много времени уже было отнято у них, и они выучили этот трудный урок, раз и навсегда осознав, что нельзя тратить ни одной секунды понапрасну. Они всей семьёй ездили в Квебек и вместе подбадривали Генри на скаутских церемониях; и одевались на Хэллоуин Джимом Хокинсом, Джоном Сильвером, капитаном Амелией и доктором Допплером. Словом, они с удовольствием навёрстывали упущенное.
Семья, появления которой жаждала Эмма, которой Реджина хотела до боли в сердце, объединилась, когда Генри исполнилось десять. Однажды он с очень серьёзным видом усадил их обеих за стол на кухне и раздал буклеты с историями из жизни и фотографиями, объясняющими, по каким именно причинам Эмма должна его усыновить, если, конечно, она не против. Эмма усмехнулась такой храбрости, но довольная улыбка, появившаяся на её лице, быстро сменилась теми эмоциями, которые переполняли её в тот момент. Реджина поцеловала сына в висок, гордясь тем, что вырастила такого организованного маленького мужчину, и вопросительно посмотрела на блондинку, молча поддерживая просьбу мальчика.