- Ты к тете Ане ходил?
Я действительно по его требованию несколько раз ходил к маме Рината. Меня принимали как родного. Анна Сергеевна рассказывала про детство Рината, про то, сколько он травм получил, перечисляла города, в которых он на соревнованиях был. Она корила себя: дескать, отпустила сына слишком рано, всю заботу последние семь лет истратила на младшенького – Димку. Тетя Аня спрашивала и обо мне, кто моя мама, почему мы переехали из Львова, что для меня танцы, куда собираюсь поступать… Никогда не спрашивала о наших с Фарой отношениях. Боялась услышать что-то неприятное или страшное о сыне. Всякий раз, когда я уходил, тетя Аня начинала плакать. А я не понимал! Как может Фара так поступить с матерью? Ладно, со мной или со своими друзьями! Но с мамой! Судя по рассказам, Фара с нежностью относился к семье! Почему же нет никакой весточки? Хоть бы дал ей знать, что жив! Что всё нормально… Или не нормально? Или не…
Нет. Он жив! Он жив, конечно! Просто он очень-очень далеко, там, где нет почты, интернета, а номеров телефонов наизусть не помнит. И еще там вьюга, нелетная погода, а другого транспорта нет! Буря стихнет, и он прилетит!
Или нет. Что-то случилось, и он потерял память! Амнезия. Врачи гадают, кто же этот парень? Он мучается и не может никого вспомнить! Но его лечат! Лечит какой-нибудь талантливый доктор, и память обязательно вернётся. И он прилетит!
Или нет. Он попал в руки каких-нибудь мерзких людей. Он в плену. Он связан. Один в темной комнате, на полу, нет окон, еду приносит сумасшедший немой. Фара пытается вырваться, но путы крепки! Но он будет их перетирать, перегрызать, еще немного, и он высвободится. Врежет охраннику и сбежит. И прилетит!
Но время шло. Вестей нет: ни добрых, ни плохих. Мы дважды играли в баскетбол. Один раз проиграли. Но по очкам всё равно взяли первое место. Игру тащили на себе Эрик и Саня. Ник встал в защиту вместо Фары, а меня перевели в тройку в основной состав. Играю в подаренных кроссовках.
Учителя тоже переживают. Нас вызывали к директору, Наталья Львовна потребовала рассказать, что произошло. Мы сумбурно врали, не договорившись. Получалось плохо.
Хорошо было только в танцевальной студии. Готова новогодняя программа. Уже с пятнадцатого декабря начались выезды на выступления. Сначала на тусовки школьников. Потом в двадцатых числах на корпоративы и в клубы. Наиболее популярны в заказах вакинг и «джексон»: танцы практически карнавальные, яркие, со сверкающими костюмами. Учебе мои «гастроли», конечно, не помогают, но зато в кошелек потянулись денежки. Я деньги коплю, не трачу. На зимние каникулы Покровские уезжают куда-то в Альпы. У мамы будет что-то типа отпуска, мы хотели съездить во Львов, к бабушке.
Born-dance – это другая жизнь. Там я не думаю о Фаре и не жду контрольного звонка от Ника. Там эмоции тратятся не в бесконечном перечитывании писем, а в бесконечной экспрессии и нерве. Танец – разрядка, попытка послать все проблемы, способ не ощущать себя тем, кто ты есть – Лютиком. В студии меня так не называют. Называют по фамилии – жестко и уважительно – Лютый. Говорят, это не только фамилия, это отражение моего состояния в танце: максимум, внахлест, безумие, лютый темперамент. Мне это нравится…
***
С 26 по 31 декабря – настоящая лихорадка – по три выступления в день. Самый щедрый клуб «Вальтер», Дэн ухватился за заказ, так как там платили в разы больше, чем в других заведениях, да еще и предоставляли транспорт, добираться надо к черту на кулички, за город. Правда, Дэн сказал, что основная программа в клубе какой-то тотализатор, что-то не совсем законное, а мы – только украшение. Мне плевать! Не на нас же ставки делают! Там какой-то миксфайт! Даже не знаю, что это такое!
До «Вальтера» добирались два часа, так как попали в пробку, репетировать не успевали. Клуб стоял посреди леса. Но вся инфраструктура на месте. Здание деревянное, но с размахом, построено в стиле фахтверк, с вынесенным наружу каркасом из балок. Вход в огоньках, шикарная ёлка во дворе стильно сияет красными шарами и золотыми бантами. Рядом обширная стоянка с крутыми тачками. Среди темных представительских авто белеет «скорая помощь».
Мы зашли с черного входа, так как публика уже начала подтягиваться. В гримёрку поставили минеральной воды, мясную нарезку, апельсины. Здесь зеркала, кондиционер, горячая вода, фен, утюг с доской, вешалки для костюмов, рядом туалет… В некоторых домах культуры так не принимают. Мы довольны. Девчонки щебечут – сегодня опять их звездный час! Дэн с ними сделал пул! Всех мужичков заведут! Но пул – это на финал! Сначала мы с «джексоном», потом девчонки с латиной, наш вакинг и еще два танца, во время которых я буду поедать апельсины в гримёрке! Мы переодеваемся: майка, узкие джинсы, серебристый, с искрой пиджак, шляпа и повязка на руку. Из коридора звуки нарастающего возбуждения. Нас зовут.
По белому коридору мы торопимся в зал. Интересно, что мы ни разу не выступали на этом паркете, о площадке знает только Дэн. Он говорил, что всё о’кей: пол ненаклонный и нескользкий, без ступеней, свет суперский, звук качественный. Подходим к выходу в зал, а там столпились люди в спортивной одежде. У меня ёкает сердце, даже не заходя в зал, я понимаю, что такое миксфайт – бои без правил, смесь единоборств во главе с боксом. Через головы любопытствующих я вижу ринг. Там бьются два парня. У обоих обнаженный торс, без шлемов, перчатки не совсем боксерские, босиком. Удары руками, ногами, в клинч, головой, ногой в повороте, и опять хук справа, слева, джеб в нос, ногой по колену… Один падает. Публика вяло и недовольно орет, видимо, в этом бою ставки не большие. Парню с красными перчатками с бородкой-«якорем» на потном лице поднимают руку. Он победил! А упавшего подхватывают под руки и утаскивают, его ноги волочатся по полу. Хм… почему у меня сдавило внутри? Тревожно… Но наш выход!
Мы зажигаем лунной походкой, прыжками, приземлением в полушпагате и в шпагате, мы синхронно делаем квадрат вслепую, выкидываем шляпы. Площадка действительно хороша, места достаточно, нет духоты, свет не слепящий. Публика не жлобская, цивильная, дамы в декольте, мужики в костюмах. Нам хлопают даже больше, чем предыдущим бойцам. Теперь нужно бежать в гримерку, переодеваться на вакинг. На ринг выходит новая пара. Их объявляют утомительно долго и надсадно громко, якобы заводя публику. Объявляют так, что нерусские имена слышно и у нас в гримерке. Мы красим лица, посыпаем их блестками, вощим волосы, натягиваем лосины со стразами и обертываемся серебряной липкой лентой. Парни шутят, в этот момент приколы всегда с голубоватым оттенком. До выхода мы даже успеваем мяса полопать. Девчонки латинят.
Слышу, объявляют новую пару бойцов:
- Представитель клуба «Зорг», обладатель золотого пояса турнира блу-у-у-удэнд-сви-и-ит, Олег За-а-а-агребин. Встречаем! Пять побед подряд! Коронный удар апперкот левой! Опытный боец!..
- Ииии… в левом углу… молодой и жестокий Марат Фа-а-а-аритов, клуб «Бо-о-онза», звезда последних боёв: три боя – три нокаута! Пришел из классического бокса! Победитель турниров ЮЭфЭй!… Вот он…
Что с моим сердцем? Что-то давит? Что с моими ногами? Куда меня несёт?
- Лютый? Ты куда? – кричит мне Карпыч.
- На бой посмотрю… интересно.
Никогда не был любителем мордобоя, и мне не интересно. Мне жизненно важно стало посмотреть именно этот бой: молодой… Фаритов… Бонза… классический бокс… три боя… мало. У выхода в зал по-прежнему люди, они тоже смотрят на бой. Но я, весь в стразах, смог втиснуться, выглянуть, и еле сердце поймал… В левом углу ринга Фара! Что-то изменилось в лице: бешеный взгляд, кривой оскал, брови вразлет, на левой скуле гематома, ноздри пыхают, дёргает плечом. Фара и не Фара. Брейк! И начался бой! Я смотрю заворожено. Я уже видел, как Фара борется, но там была техника, расчет, спорт, а тут слепота, долбежка, бессмысленная агрессия.
- Этот из «Бонзы» ничего! – раздались голоса совсем рядом.