1. Продолжаем по Вашему желанию высылать пароходной почтой дневники и репорты Хорша. Обратите внимание на прилагаемую записку о том, что Хорш на двух страничках дневника сделал отметку «конфиденшиал», значит, все остальное не конфиденшиал. Этих двух страниц мы и не посылаем, но если адвокаты считают, что и их следует послать, то мы последуем их совету. На этих страницах отзыв о Стэт Департменте и одном сенаторе. Также обратите внимание на прилагаемые здесь три выписки из дневников Хорша. Они пригодятся адвокатам как в общем деле, так и в особенности в деле налогов. Конечно, друзья Музея должны быть осведомлены о таких заявлениях самого г-на Хорша. Не нужно скрывать от друзей Музея и все дело с Уоллесом, и переписку ботаников. Пусть они знают и мое письмо-отчет от 1 окт[ября] [19]34 года, и меморандум, и вообще всю переписку. Нам скрывать нечего. Правда всюду за нас.
2. Из дневников мы видим, что Эрнст называется другом Липпмана и Баттля. Хорошо бы углубить возможности в этих направлениях, конечно, через самих же адвокатов или друзей Музея.
3. В дневниках и репортах Хорша деньги, данные Крэном в [19]34 году, называются лоан, а не донешен[175]. Характерно, что когда Броди хотел сделать чек на имя Хорша, то тот просил выписать чек на Музей — предусмотрительно и преднамеренно и в этом случае.
4. В дневниках и репортах от янв[аря] [19]34 года имеются данные о том, что и за вторую серию Б бондов их держателям платили деньги, имейте это в виду.
5. Вы найдете среди посылаемого материала сведения о том, что архитектор Шугерман удостоверяет, что при всей дорогостоящей переделке второго и третьего этажей за эти помещения можно получить при полном их найме не более как 18 000 долларов. При этом, конечно, освобождение от налогов было бы потеряно. Таким образом, если кто-то злонамеренно опять стал бы поднимать вопрос об этих этажах, то заявление самого строителя будет особенно решающим. Друзья Музея должны знать и это заявление архитектора. Ведь многие помещения остались бы вообще без света и тем непригодными для жилья.
6. Как тяжко читать не только во всех годах, но и уже после моего последнего отъезда из Америки выспренные суперлативы, из которых, кроме оригиналов, посылаемых пароходной почтой, вкладываем и сюда копию. Если собрать их вместе, все суперлативы и затем внезапный вольт-фас, то не скажет ли судья — «Господа, тут нужен психиатр!» Также многого стоят заявления самого Хорша на официальном заседании самому Рикаби, что я отдал все мои средства на дела, что является неопровержимой истиной. И еще более усугубляет клеветнический поступок Хорша и его донос в Деп[артамент] Налогов. Он отлично знал, что средства были экспедиционные. Повторяю, что даже о приобретении дома здесь Хорш не имеет никакого права говорить, ибо на этот дом истрачена именно та сумма, которая была дана им нам в Париже в 1923 году за художественные консультации. Какой же позор предателям, которые поносят не только мое имя, но и имя Е. И., от которой они видели столько любви и духовного руководства и которую они так все время превозносили в своих суперлативах! Ведь об этом они сами свидетельствуют [не только] в дневниках, но и в томах частных писем. Как Вы замечаете, мы пока не делали выписок из частных писем, чтобы они не могли обвинять нас в раскрытии частной переписки. Впрочем, если они своими действиями заставят и это сделать, то мы по совету адвокатов готовы представить на суд и этот человеческий документ. В наших письмах мы их ничему дурному не учили. Во многих письмах Хорш благодарит Е. И. за то, что она его воздерживала от спекуляций и тем спасла его от разорения.
9. III. 7. Воздушная почта опять запоздала. Прилагаем копию письма Шкл[явера] очень большого значения. Из нее Вы можете видеть, что из Вашингт[она] всюду протекают вредоносные наветы. Чудовищно подумать, что правит[ельственные] круги будут заниматься зловреднейшей деятельностью, лишь бы доставить хлопоты и беспокойства. Письмо Шкл[явера] имеет значение тем, что он не просто частный человек, но наш представитель и генеральный секретарь Французского Общества, потому такое прямое указание является важным документом. Конечно, адвокаты должны знать о том, какие ловушки изобретаются и расставляются по всему свету. Такие характерные явления должны окрылить наших адвокатов, показывая, в каком необычайном и знаменательном деле они участвуют. Ведь именно в расширении дела лежит и его успех. Если мы случайно нащупываем такую характерную проделку в Париже, идущую из Вашингт[она], то сколько же подобных, а может быть, еще более глубоких подтасовок и ловушек расставлено и в других местах. Множество примеров тому, как злоумышленники и одураченные ими теперешние их помощники искажают факты. Например, в дневниках Леви Вы найдете сообщение о том, что Браун Скотт был привлечен к Пакту исключительно белокурой. Между тем мы знаем из предыдущих тому писем барона Таубе, что он имел и личный разговор, и писал письма Скотту, предлагая ему присоединиться к Пакту. Он же советовал Леви и белокурой повидать Скотта и снабдил их рекомендацией. Конечно, вес голоса Таубе, сотоварища Скотта по Гааге, является гораздо более значительным. Это показывает, насколько все приписывалось ими себе. Во всяком случае, письмо Шкл[явера] представляет документ чрезвычайной важности и характерности.