Или, например, следующим образом комментирует Штайн практику почитания Богородицы у христиан: «Легенда о рождении Иисуса от Марии и святого Духа — отголосок эллинской мифологии. А под этим почва мощного язычества» — «Все это проникает в христианство — просто кошмар!» — «Она была святая женщина, и страдающая женщина, но не надо делать из нее родительницу мира». Такая вот современная редакция ренановского релятивизма…
Один из героев некто Исаак Гантман пишет: «Любое последовательное религиозное воспитание рождает неприятие инакомыслящих. Только общая культурная интеграция, выведение религиозной сферы в область частной жизни может сформировать общество, где все граждане имеют равные права» (218). Религия выходит не просто опиум, но и основное пугало толерантности, всемирного равенства и братства. Выведение до уровня сугубо частной жизни означает восприятие ее лишь с позиций морально-нравственных доминаций. Эту сублимированную религию, адаптированную к запросам времени тотальной глобализации, и пытается синтезировать Даниэль Штайн, вывести особый философский камень — универсальный общеприменимый код веры.
Преодоление религии совершается через примат набора индивидуальных путей, то есть каждый человек сам для себя может выступить учителем и создать свою собственную веру. Именно это и объединяет всех в некую всемирную общность, замешанную на абстрактном гуманизме. Мировая религия, претендующая на достоинство единственной носительницы истины, должна быть «исцелена», то есть раздроблена, «необходима «делатинизация» церкви через инкультурацию христианства в местные культы». Церковь — это нечто локальное, она «живет в своем этносе», представляет из себя набор родоплеменных воззрений, отражающий менталитет каждой нации.
Свою задачу Людмила Улицкая формулирует после написания первой части следующим образом: ее цель сделать усилия «по выковыриванию Бога из обветшавших слов, из всего этого церковного мусора», то есть стремится к упразднению Церкви. Это должно совершиться вначале путем раздробления ее на национальные культы затем на собственную индивидуальную веру для каждого человека, в зависимости оттого, что кому по душе.
Однажды Штайн заявляет: «Я не хочу никого увлекать за собой. Пусть каждый идет за Богом тем путем, который ему открывается». Также и для каждой нации есть «свой собственный, национальный путь ко Христу», у каждого есть свой Христос. То есть, нравится вам христианство — ваше дело, ведь принципиально важного в этом ничего нет, это все лишь один из возможных вариантов построения добродетельной жизни, которых может быть десятки, сотни. Говоря, что не хочет никого увлекать за собой, Даниэль все-таки претендует на роль учителя нового-старого культа, позиции которого отстаивает. Он сам иногда высказывает мысль о себе, как об учителе, апостоле.
Штайн делает собственноручно переводы Нового завета с греческого на иврит, хотя «эти переводы давно существуют, но Даниэль считает, что они полны неточностей и даже ошибок». Ну, еще бы, раз за основу берешь язык практически духовных «оккупантов», то есть цивилизации, извратившей чистоту веры, то допущений здесь может быть достаточно много и работать уже с этим текстом дозволено, как в захваченном поселении, любое действие априорно оправдано. Собственно, традиция здесь богатейшая, практически любая христианская секта считает за честь выдать свой «настоящий» извод Евангелия, произвести его правильную интерпретацию.
Монашество Даниэля, в принципе, то же самое, что и служение в гестапо переводчиком. Спася вначале себя, не выказывая сопротивления судьбе, он пытается реабилитироваться — помогать и спасать других людей, вывести их из гетто. Однако вызволяется лишь часть, триста человек, большая часть, видимо, не вполне доверяя информации Штайна, питая различные безосновательные надежды на милосердие карателей, погибает. А это пятьсот человек.
Принятие католичества — временная мимикрия до поры. Он привык скрываться, таиться, не выдавать себя истинного. Старательно выполняя обязанности переводчика в гестапо, расположив к себе шефа, который благоволил ему отцовской любовью, он совершал подвиг, передавал информацию. Кто поручится, что сан католического священнослужителя для него не равносильно сотрудничеству с фашистами, ведь в романе говорится об антисемитских взглядах папы Пия XII, о том, что католическая церковь не воспретятствовала нацистским гонениям на евреев, о христианской цивилизации, которая ущемляла их права. По крайней мере, в сутане священника Даниэль Штайн выступает независимым учителем, ориентированным на то, чтобы трансформировать наднациональную религию в национальные культы, довести ее до уровня, например, поклонения тотемному божку. Таким образом вывести из векового заточения древнюю веру иудеев.