Стоит ли сильно распинаться и доказывать, что Улицкая чудовищно далека от христианства, что его мистические токи, смысл откровения совершенно не проницаем для нее, и поэтому иного послания от писательницы невозможно было ожидать. В письме, помещенном в пятой части книги, она причитает: «Такая духота, такая тошнота в христианстве». Причем в России, как считает автор, ситуация еще печальнее, еще более дика: «на Западе церковь слита с культурой, а в России — с бескультурьем», «В России церковь гораздо слабее сцеплена с культурой, она гораздо больше связана с примитивным язычеством». То есть здесь все находится еще на более низшей стадии, даже плодородной почвы не народилось, чтобы прижился дичок христианства.
Насколько все эти тезисы Штайна-Улицкой можно приравнять к богословию — большой вопрос. Ожидаемого самой Улицкой чувства обиды также не возникает, только жалость, даже не к герою, который чрезмерно мумифицирован, а к автору, ведь затевалось что-то грандиозное, много сил потрачено было, а результат пшиковый — выстрел из рогатки в небо.
И уж совсем пошлая мысль иногда стала возникать при чтении: не стал ли побег трехсот причиной расстрела оставшихся в гетто пятисот человек… Мысль вульгарная, но ведь тот же Штайн до конца жизни сокрушался, что однажды, чтобы сохранить жизнь двадцати, пришлось пожертвовать, по сути, безвинным лесником и деревенским дурачком. Вот вам и вопрос о меры жертвы и своей ответственности за действие, за сказанное слово.
КОКТЕЙЛЬ СТЕРЕОТИПОВ, ИЛИ О ПРОВИНЦИИ БЕЗ ПРЕДРАССУДКОВ
Тяжко, Боже мой, как тяжко живется критику на периферии географического и культурного пространства нашей необъятной страны! Тут тебе и книжный голод, и за литературными новинками не уследить, потому как не достать, и сплоченная графоманская братия «берет за горло»… Вдобавок пресловутый провинциализм, как выжженное тавро на лбу, да и среды, настоящей продуктивной среды литературного общения практически нет. И еще много различных «нет». Аж жутко становится.
Вот и Елена Сафронова, чья пафосная статья «Критика под местным наркозом» была опубликована в февральском номере «Урала», исходит из бесспорного для нее тезиса о «бедности и скудости» литературного контекста, «слабости, нежизнеспособности литературной критики на периферии». Приведенные ею примеры провинциальной отсталости убеждают. Однако попытаемся самостоятельно вникнуть в суть проблемы.
Безусловно, существование на окраине текущего общекультурного процесса — это конечно проблема, но рискну предположить, что и она имеет свои плюсы. Избавляет от расхожих стереотипов, оставляет чистоту и незамутненность взгляда, мировосприятия. Тому же писателю писательская среда вовсе не необходимый воздух. Не исключение здесь и критик. Ему лучше живется в стороне от перипетий общелитературного «Дома 2»: не так важно, кто против кого дружит и кто позавчера вдрызг напился, важней сами тексты. Но вот тут и закавыка.
Книжный голод — это реальная беда провинции. Торговые предприятия, ориентированные на объемы продаж, везут по большей части проверенный раскрученный товар, а хорошая книга, как известно, — товар штучный. В одной из телевизионных передач Мариэтта Чудакова использовала термин «центриздат», который во многом характеризует книжный и издательский рынок. Штучные хорошие книги не доходят до читателя за пределами мегаполисов. Толстые литературные журналы уже давно не продаются в газетных киосках, да и выписывают их единицы, а в библиотеках, как правило, предлагают работать в читальном зале. Областная, районная, городская культура в основном подпитывается лишь информацией, которую ей предоставляют СМИ, пестрый и яркий масслит. Отсюда и совершенно естественная защитная реакция: замкнуться в себе. Культура, которую несет столица, воспринимается в провинции как хворь со всеми вытекающими последствиями. Здесь видится источник тех охранительных тенденций, которые еще называют провинциальным консерватизмом, и они определенно имеют под собой особые основания. Ту же Архангельскую область называют своеобразным заповедником, где в почти первозданном виде сохранилась реликтовая культура Древней Руси (в первую очередь в старообрядческой среде, ярой противнице всяческих новаций), устное народное творчество, жемчужины которого до сих пор разыскивают по деревням настырные исследователи. И это часть, необходимая часть нашей коренной симфонической культуры, культуры самобытной.