Тупая боль разлилась по слабому телу, наполнила невыносимой тяжестью, пропитав ее, словно губку. Захотелось закричать, завыть воем, но из горла вырвался лишь беспомощный стон.
Отец обернулся, замер с поднесенной ко рту сигаретой.
- Маш, зачем ты поднялась?
Она осела на стул, не отрывая взгляда от фотографии.
- Папа, а где она сейчас?
- Машка, ну что ты такое говоришь? – отец вздрогнул, посмотрел на нее сквозь пелену своих некогда голубых глаз. – Она на небе, Маш.
- В больнице еще?
- Маша? – взгляд сердитый. – Услышь меня.
- Скажи, что в больнице.
- Нет. – Еле слышный шепот отца прополз по коже, точно змея, оставляя ядовито горький осадок.
Машу передернуло. Она сжала губы до синевы, обхватила голову руками. Она все летела в эту пропасть, открытую пасть которой она видела в день, когда мать увезли. Все летела и никак не могла разбиться.
- Неужели и похоронили уже?
Молчание. Кивок.
- Как?! – Маша как раненый зверь метнулась к двери, обратно, прикусила губы. – Как же так?
С силой ударила ладонью по столу, смахивая пустую посуду и закричала что было сил. Отец поморщился, затягиваясь ядовитым дымом. Она осела на грязный липкий пол, истоптанный чужими ногами, и зарыдала, обхватив голову руками, вцепилась себе же в волосы, с силой дернула их на себя, но от горя ничего не почувствовала. Кто-то прошел мимо, слегка толкнув ее, загремела посуда. Маша открыла глаза – несколько незнакомых женщин уже сидели за столом и наливали себе и отцу водки.
- Кто вы? – Маша поднялась на ноги.
- Помянуть надо. – Сказала одна из них, громко икнула, обратилась к отцу: - Дочь твоя?
Отец кивнул, опрокинул в себя содержимое граненого стакана. Маша, рывком дикого зверя смахнула одну из наполненных рюмок со стола.
- Он не будет больше пить, пошли вон отсюда!
- С ума сошла? – прошелестела одна из незнакомок, толстая и рыжая, в растянутой кофте и спортивных штанах. – Мы Аньку поминаем, уйди отсюда!
- Сама пошла! – Маша бросилась на нее, но вторая больно дернула за руку, выпихнула в коридор.
- Папа!
Отец поморщился, не отрывая взгляд от черного пола.
Глава 6. Здравствуй, учеба!
На учебу Маша пришла через две недели после начала занятий. Вся группа уже знала причину ее отсутствия и поэтому лишних вопросов никто не задавал. Никто не издевался и не смеялся над ней, как бывало прежде, даже ненавистная Надька и та одаривала ее сочувствующими взглядами.
К занятиям она так и не подготовилась. О новом платье и речи не шло и Маша, сидя за партой то и дело старательно натягивала свой старый сарафан на оголенные и острые от худобы колени.
- Ты вся светишься. – Галина догнала ее в коридоре, когда началась перемена. – Как ты?
- Свечусь. – Маша хмыкнула, приятно вдохнула доносящийся со столовой запах – пирожки с картошкой по десять рублей за штуку были вкусными. – Святая я что ли, чтобы светиться?
- От худобы светишься, дура! – Пшыкнула Галя. – Доходяга, кошмар блин, кожа да кости, что батя вообще не кормит?
- Кормит. – Маша запрыгнула на подоконник, расправила полы сарафана, усаживаясь, вспомнила вчерашний ужин из консервной сайры, слипшихся макарон и черного хлеба. Имелась дома еще колбаса, но внешний вид и запах Машу не радовал, поэтому обошлось без нее. – Скоро должна бабка приехать.
- У тебя есть бабушка? – Галюня нахмурила свои крашеные черным карандашом брови. – Никогда не слышала о твоей бабке.
- А у меня ее и нет. – Маша спрыгнула с подоконника, оказавшегося слишком холодным. – Двоюродная какая-то, не знаю, как отец ее вызвонил и зачем. Слушай, а деньги у тебя есть?
- За пирожками? – быстро сообразила подруга.
- За ними.
- Есть немного. – Галина задумалась, поджав губы, затем махнула рукой. – Ладно, идем, угощу тебя по старой дружбе.
Они спустились на первый этаж, зашли в столовую, и пока Галя стояла в очереди за пирожками, Маша села за стол у открытого настежь окна. Дожди прекратились, наступило бабье лето. Солнце грело в своих последних жарких лучах всех желающих, птицы пели, и захотелось вдруг туда, на улицу, гулять не спеша по дороге, вдыхая запах осени.