Тем, кто не верит на слово не только мне, но и любому политическому тексту (а ныне, в отличие от сталинских времен, таких читателей среди молодежи становится все больше), я искренне рекомендую отследить по любым документам судьбы «ленинской гвардии» и, в частности, делегатов последнего перед началом массовых репрессий XVII съезда партии, судьбы ученых, поэтов, военачальников – едва ли не половина из них репрессирована, умерла от неожиданных болезней, покончила жизнь самоубийством, пропала без вести и т. п.
Наконец, не могу не подчеркнуть, что сталинская система в конечном итоге оказалась самоедской: на политическом Олимпе (оставим пока армию в стороне) рядом с вождем накануне его смерти оказались… Вспомните: Берия. Жданов. Каганович. Хрущев… Система, основанная на культе, некритическом возвеличивании вождя (что, впрочем, было не сущностью, а следствием номенклатурно-бюрократической системы власти, сложившейся в тот период, не могла не привести к ее вырождению, к тому, что культ всех последующих вождей в СССР был уже не столько трагедией и преступлением, сколько фарсом.
30 лет власти этой системы неслучайно привели к тому, что на вершину власти были возведены не просто не слишком талантливые руководители. Там закономерно оказались люди, в принципе не способные содействовать реальному развитию народовластия, свободного труда, культуры. Более того, к этому времени, по сути дела, окончательно сложилась система власти отчужденной от народа, стоящей над ним бюрократической элиты, и косметические реформы Хрущева здесь ничего изменить не смогли.
Вот почему я берусь утверждать (как ни больно и горько мне это говорить о государстве, которое я люблю), что в сталинский период сложилась не власть народа посредством самого народа, не экономика и общество, где трудящиеся сами принимают решения и контролируют их реализацию исполнительной властью, а система номенклатурно-бюрократической, отчужденной от трудящихся и стоящей над ними власти номенклатуры.
Однако такая система не могла бы существовать сама по себе, не срастаясь с эффективной (пусть на определенном историческом отрезке) экономической и поддерживаемой большинством граждан политической системой, подобно тому как раковая опухоль срастается с живым организмом. Более того, эта раковая опухоль, если она не хочет покончить жизнь самоубийством, должна не только паразитировать на организме, но и поддерживать его до определенной степени (забвение об этой второй стороне медали и привела горбачевскую номенклатуру к краху). Именно такой – паразитирующей на действительно создаваемых народом социалистических отношениях, но и в то же время поддерживающей это созидание (но только в тех пределах и формах, которые не мешают ее власти) – и была сталинская номенклатура.
В той мере, в какой она не могла до конца подчинить своему деформирующему бюрократическому влиянию или даже содействовала генезису социалистических отношений (пусть в достаточно неразвитых, первоначальных формах), в СССР создавались новая экономика, общество и культура. В той мере, в какой генезис социалистических отношений шел в подчиненных этой системе, деформированных формах, этот процесс и содержательно вырождался, и на место отношений свободного труда приходили крепостническое прикрепление крестьян к земле и массовый труд заключенных, на место народовластия – бюрократический произвол и репрессии, свободомыслия – жесточайшая цензура и т. п.
И главное: в той мере, в какой вторая сторона этого мучительного сродства подчиняла себе первую, система тормозила свое развитие или прогрессировала слишком дорогой ценой – ценой массовых человеческих жертв, деформаций культуры и науки, обострения внешних конфликтов и т. п.
Вот почему я берусь утверждать, что основные достижения СССР были созданы не благодаря, а вопреки таким деформациям социалистического строительства как (1) принудительный труд (и не только в колхозах и лагерях), уродовавший реальные ростки освобождения труда, (2) закрытое распределение и привилегии высшей партийно-государственной бюрократии в сочетании с нищенским положением ряда слоев трудящихся (прежде всего в деревне), подрывавшие ростки распределения по труду, (3) всевластие и репрессии бюрократии, антагонистичные массовому энтузиазму… – перечнь легко продолжить.
При этом и ростки социализма, и их деформации в реальной практике нашего прошлого были теснейшим образом сплетены, причем особенно интенсивным это сплетение было в сознании трудящихся (в этом, кстати, одна из причин массового обожествления вождя тогда и ренессанса сталинизма сегодня).