— Здравствуйте, Алексей Петрович,— сказал оперативник.
Вульф оторвался от бумаг.
— Добрый день.
Он встал навстречу капитану.
— Не желаете чайку?
Ларин пожал руку искусствоведу. Оперативник помнил, что Алексей Петрович делает все очень медленно.
— Нет, спасибо,— сказал он.
— А я позволю себе. Раз уж вы меня все равно оторвали от работы...
— Извините, Алексей Петрович. Я совсем ненадолго.
Вульф махнул рукой.
— Да чего уж там... Вы присаживайтесь.
Ларин сел. Вульф налил себе кипяток из электрочайника и бросил в стакан пакетик чая.
— Ну...— сказал он, сев напротив оперативника.
— Алексей Петрович, у меня к вам вопрос опять по поводу той же картины,— сказал капитан.
— Тот Айвазовский, что был на фотографии?
— Именно.
— И что же вас интересует?
— Меня интересует название корабля.
Вульф отхлебнул из чашки.
— Понимаю,— сказал искусствовед.
Он сделал еще один глоток и начал рассказ.
— Это казус в истории живописи,— сказал Вульф.— Автор, видимо, случайно пропустил букву «в» в слове «Цесаревич».
— А не мог он это сделать специально? — поинтересовался Ларин.
Маринист задумался.
— Не думаю...— сказал он.— Впрочем, мы уже об этом не узнаем.
— Значит, Айвазовский ошибся и пропустил одну букву.
— Да. Но ошибку заметили не сразу, а тогда, когда картина стала переходить из одной коллекции в другую.
Ларин улыбнулся.
— Интересно,— сказал он,— какова была реакция у того, кто первый заметил отсутствие буквы.
— Со временем эта ошибка стала восприниматься уже как достоинство картины,— объяснил Вульф.
Искусствовед продолжал не спеша глотать чай.
— Я слышал, что Айвазовский предлагал исправить надпись на судне, но владелец картины отказался от этого предложения.
Ларин задумался.
— То, о чем вы говорите, было где-нибудь зафиксировано? — спросил оперативник.
— Да, об этом много писали. Если хотите, могу сделать вам подборку...
После выходных подполковник Петренко решил устроить в Отделении субботник. Периодически, примерно один раз в квартал с Мухомором случались приступы любви к порядку и Уставу. Он попросил Соловца организовать работу во дворе и лично принял участие в даче указаний.
Оперативники расчистили территорию, вскопали газон и починили штакетник вокруг него. Объем работ был настолько велик, что потребовал немало времени и сил. Когда дело было сделано, старший лейтенант Волков по указанию майора сходил в магазин за пивом. Выйдя во двор Мухомор застал подчиненных за распитием пенного напитка.
— В чем дело? — обратился он к Соловцу.
— Задание выполнено, товарищ подполковник,— отрапортовал майор.
— И чем вы сейчас заняты?
— У нас перекур, Юрий Саныч,— сказал Дукалис. — Это не перекур, а пьянство в рабочее время.
Впрочем, голос Мухомора звучал добродушно.
— Через пятнадцать минут жду вас в своем кабинете. Отчитаетесь о проделанной работе.
Подполковник вернулся в здание Отделения. Оперативники закурили. Погода стояла солнечная.
— Эх,— сказал Дукалис, глядя на небо,— последние солнечные деньки!
Он был прав. Чувствовалось, что бабье лето заканчивается, и не за горами первые заморозки.
Вскоре оперативная бригада сидела в кабинете шефа. Соловец подробно отчитался о субботнике, который, почему-то был проведен в понедельник. Мухомор остался доволен. Перед тем, как отпустить подчиненных, он всеже решил поинтересоваться текущими делами.
— Что еще интересного у нас происходит? — спросил он.
Слово взял Соловец.
— Капитан Ларин провел оперативные мероприятия, связанные с исчезновением картины из квартиры Михайловских.
Мухомор поморщился.
— Вы же ее уже вернули,— сказал он.— И дело закрыли.
— Да, но появились новые обстоятельства, указывающие на то, что во время реставрации картину могли поменять,— доложил Соловец.
— Что за обстоятельства?
Слово взял Ларин. Он положил на стол перед Мухомором фотографию.
— Вот увеличенный снимок картины,— сказал он.— Эксперты подтверждают слова Михайловской, что до реставрации в названии корабля отсутствовала буква «в» в слове «Цесаревич». Я поговорил с экспертом-маринистом Вульфом. Он рассказал мне, что искусствоведам известно об этой ошибке Айвазовского.
Петренко с удивлением посмотрел на подчиненных.
— Ничего не понимаю. Бред какой-то,— сказал он.
— Есть подозрение,— объяснил Соловец,— что реставратор Круглов подменил картину с целью завладеть подлинником Айвазовского.