Выбрать главу

1) Что именно понял Березовский, когда сидя со мною в машине говорил «Я все понял, какой я м-дак…»

2) Почему промолчал Путин и что это означало для Березовского.

Березовский назвал себя «м-даком» не потому, что раньше не догадался о взрывах… И понял он в том момент не то, что: «Ага, дома взрывал Путин!!!». Совсем не это он понял. Он понял то, чего до сих пор не можете понять Вы: Путин потому так уверенно и шел к власти, что ощущал за собой поддержку двух сих — «семьи» и ФСБ. Только такая поддержка обеспечивала в 2000 году президентство. Но Березовский-то этого не знал. Он ведь считал, что кроме «семьи», Путина никто не поддерживает! Он искренне считал, что Путина ставит он, Березовский. Да и все остальные так считали. Понимаете, у вас вся страна, как ошалелая, начиная с Березовского, кстати, и кончая Вами, верила в то, что страной управляет Березовский. А Березовский ничем не управлял, и власти у него никогда не было. Понимаете? Никогда! И он это теперь понял, а Вы еще нет. Потому что власть была у Абрамовича, у Волошина, у Чубайса, у Лужкова… И заметьте, все эти люди до сих пор при власти. У Березовского власти не было. Поэтому и только поэтому он оказался в изгнании за границей

Теперь второй вопрос нашей викторины: почему промолчал Путин и что это означало для Березовского. Путин промолчал, потому что сказать ему было нечего, потому что он очень хорошо знал, кто и зачем взрывал дома. И не смог он, как и сегодняшние дикторы Первого канала, выдавить из себя в частном разговоре с Березовским, что дома «взрывали чеченцы», потому что чеченцы их не взрывали. А Березовский в этот самый момент, наконец-то, понял не только то, что ФСБ взрывала дома. Это он еще до визита к Путину начал понимать. Березовский понял для себя главное: что Путин об этом знает. — И что ты хочешь с этой рукописью делать? — спросил Борис, когда закончил свой рассказ о полете в Москву. — Публиковать. — Где? — Не знаю. В «Новой газете», если получится. Больше ведь негде… И я позвонил Юрию Щекочихину. Я не помню сейчас, кто дал мне телефон Щекочихина. Не Березовский. Я позвонил Щекочихину. Это был мой первый звонок ему. Мы не были знакомы. Я попросил его встретиться со мною в любой указанной им стране, кроме России, для разговора. Он предложил Загреб.

Мы встретились (в первый и последний раз в жизни). — Ну, что Вы меня потревожили, пожилого человека? — Я написал книгу о взрывах домов в России в сентябре 1999 года. — То есть Вы из-за этого меня вызвали. — Из-за этого. — Юрий, — сказал разочарованно Щекочихин, — простите, я Вас считаю серьезным историком, я поэтому прилетел. Но на теме взрывов у меня вся газета сидела несколько месяцев. И предположить, что Вы раскопали что-то, чего мы не знаем, мне очень сложно. И потом, мы же газета, мы не издательство. От меня-то Вы что хотите? — Я хочу, чтобы «Новая газета» дала спецвыпуск, т. е. чтобы спецномером газеты была опубликована вся книга. И чтобы в Думе был поставлен вопрос о создании комиссии по расследованию взрывов, потому что, в общем-то, это не моя работа — расследование проводить. Это функция следствия. — Юрий, не сердитесь… Я даже представить себе не могу, что должно быть написано в этой рукописи, чтобы мы согласились на спецвыпуск. Мы вообще такого никогда не делали. — Юрий Петрович, — ответил я. — Что мы теряем время. Сейчас 8 вечера. За ночь Вы ведь успеете все прочитать? — Успею. — Давайте встретимся завтра утром, и Вы мне скажете, что думаете про книгу. Мы встретились следующим утром. Щекочихин сказал: — Юра, простите. Я Вас недооценил. Я обещаю Вам спецвыпуск. Думскую комиссию по расследованию не обещаю, потому что, если бы это от меня зависело, я бы ее организовал. Но это зависит не от меня. Но спецвыпуск обещаю. Осталось, правда, довезти Вашу рукопись живым в Москву. — У Вас же неприкосновенность? — Неприкосновенность. Но она не всегда и не от всего спасает. Щекочихин привез рукопись в Москву.

Сначала ее читал Дмитрий Муратов. Затем Горбачев. Ну, наверное, еще кто-то читал. 21 августа 2001 года вышел спецвыпуск. Юля, специально для Вас важная информация: публикация готовилась в абсолютной тайне, и никто, кроме людей, отвечающих за издание спецвыпуска в «Новой газете», не знал, что 21 августа выйдет спецвыпуск «ФСБ взрывает Россию». В том числе об этом не знали Березовский и Литвиненко. В ночь на 21 августа находившийся в Лондоне сотрудник «Новой газеты» Акрам Муртазаев, которому в голову не могло придти, что Березовский с Литвиненко не знают о планируемом спецвыпуске, случайно проговорился о «завтрашней публикации». О том, как на это отреагировали Березовский с Литвиненко Вам расскажет, уверен, Акрам (если Вы его спросите, конечно). Но остановить уже было ничего нельзя. Спецвыпуск вышел. — Что ты наделал, — сказал при встрече Борис (я в те дни был в Лондоне). — Теперь тебя засудят за клевету. — Борис, будет тишина, как на кладбище. Ни одного писка не услышите. Знаете почему? Потому что дома взрывали они, и они это знают. И наступила тишина. Ни звука. Будто не было спецвыпуска. А потом появилась статья Проханова, типа: дорогие друзья, вы, наверное, не заметили, что несколько дней назад «Новая газета» опубликовала спецвыпуск, обвиняющий Кремль в том, что он взорвал дома. А Кремль молчит. А молчит он потому, что спецвыпуск «НГ» это орудийный выстрел по Кремлю. И этим выстрелом всех в Кремле убило. Я очень благодарен Проханову за эту публикацию. Он первый не побоялся в те дни нарушить молчание. А парламентскую комиссию Щекочихину создать не дали. Это затянувшееся предисловие мне нужно было для того, чтобы избавить Вас от первой Вашей неправильной предпосылки: о Березовском.

Только после августовской публикации в «НГ» Березовский действительно включился в тему и стал мне очень активно помогать. Без его поддержки все остановилось бы на публикации спецвыпуска и издании книги. А так все-таки был сделан еще и фильм «Покушение на Россию», который Березовский взял в обойму для политического проекта «Либеральная Россия». Теперь еще одна Ваша предпосылка, я даже считал бы — комплекс, потому что Вы несколько раз об этом говорили в своей беседе, хотя понимали, что себе же противоречите: про Трепашкина, который «за свои утверждения был совершенно несправедливо посажен в тюрьму», «Литвиненко, с которым, как известно, случилось еще хуже», и про то, что «действительно Сергей Юшенков и Юрий Щекочихин погибли»… «Это в любом случае не имело никакого отношения ко взрывам в Москве». Простите, Юля, откуда Вам это известно? Вы всерьез считаете, что Литвиненко убили за то, что он клеветал, а Трепашкина посадили за то, что он поддерживает «абсурдную», по Вашим словам, версию?

Вы считаете, что к смерти Юшенкова, Головлева и Щекочихина фактор расследования взрывов «никакого отношения» не имел? Вы когда-нибудь видели, чтобы в России убивали или сажали за клевету? Вы хотя бы одну фамилию можете мне назвать? Не можете. В России за клевету не убивают и не сажают. В России убивают и сажают только за правду (или не убивают и не сажают — такое, разумеется, случается). С Путиным и Березовским мы разобрались. Теперь давайте разбираться с Гочияевым, Батчаевым, Крымшамхаловым и другими. Видите ли, Юля, все эти люди абсолютно спокойно жили, будучи в федеральном розыске, пока я их не нашел. А вот когда я их нашел, и когда я стал с них снимать показания — отмечу сразу — как умею, я ведь не следователь, не полицейский, не федеральный агент, я всего лишь историк, обобщающий информацию — вот тут-то и началось самое интересное. Подчеркнем одно важное обстоятельство. Давайте считать, что существует только одна официальная версия взрывов, та, которая так удобно устраивает Вас: дома взрывали чеченцы. Это то, что нам говорилось весь сентябрь 1999 года, ну и потом тоже, когда война была в полном разгаре. В этой версии оказался один очень важный прокол: даже по версии ФСБ среди обвиняемых не оказалось ни одного чеченца. Ни одного. Понимаете, в Беслане — чеченцы. В Норд-Осте — чеченцы. Самолеты, взорванные по маршруту Сочи-Москва и Москва-Волгоград — тоже чеченцы. А вот в 1999 году — ни одного чеченца (как, кстати, и в 1995-м, когда проводились теракты, предшествовавшие первой чеченской войне).