Назавтра Коль опять делал доклад для полного зала планетологов — на сей раз о хищных гейзерах второй планеты Эпсилон Эридана. Гейзеры были штукой вполне загадочной, одной из многих загадочных штук, встреченных в полете, и, хотя ассистенты и видео крутили на экран, и давали всю цифирь на кресельные компьютеры, самого Коля, когда он отговорил, еще часа три мучили вопросами. Затем, после обеда, доклад трансформировался в дискуссию, и Коль сидел, неловко было уйти, решат еще, что он тупой звездный извозчик, довез материалы — нате, а мне все до лампочки. Какие-то высказывания, кажется, были дельными, но в целом Коль негусто понимал. Ясутоки, пребывавший рядом, время от времени мягко спрашивал, не устал ли Коль, не угодно ли ему покинуть зал и отдохнуть или, например, поплескаться в бассейне, — и Коль, с каждым разом все раздраженнее, огрызался: хочу, дескать, узнать, что сообразит высокая наука двадцать третьего века. «Ты что же, Ясутоки-сан, думаешь, мне эти гейзеры до лампочки? Это вам, может быть, — а я над ними летывал, вот так, в пяти метрах!» Ясутоки спрятал глаза, но не смог утаить тяжелого вздоха. Когда с кафедры пошло: «Эндодистантность плазмы при синхротронном лучеиспускании ложа, естественно, обусловливает гиперпульсации псевдоподий», сидевший за Ясутоки Гийом наклонился к Колю и тихо сказал: «Думаю, ничего интересного уже не будет. Пошла вода в ступе». Бред это, а не вода, подумал Коль, но, сам не понимая отчего, встал на принцип: «А мне интересно!» Гийом пожал плечами. Докладчик был в ударе, Коль понимал одно слово из десяти. Через пять минут у него аж в груди заныло. Гийом опять наклонился к нему: «Я в буфет. Хочешь за компанию?» И Коль сдался.
Они вышли из конференц-зала. Ближайший буфет был этажом выше, они встали на безлюдный эскалатор, шустро и беззвучно струившийся поперек прозрачной стены, за которой зеленым и золотистым полотном стелилась чуть всхолмленная степь.
— Нет, — сказал Гийом, — серьезная работа впереди. Это все дилетантизм.
— Почему?
— Мозговой штурм в таком громадном зале не проходит. Устаешь быстро.
— Я вот совсем не устал.
Мимолетная тень пробежала по лицу генерала, одетого теперь будто запевала какой-нибудь рок-группы.
— У тебя тренировка межзвездная, — сказал он, чуть помедлив. — Терпение, воля, целеустремленность. И потом, для тебя гейзеры не абстрактный объект исследования, а переживаемый факт биографии.
Неужели, подумал Коль, на моей роже так явно сверкает скука и этот молодец за здорово живешь издевается надо мной?
Эскалатор выплеснул их в уютный зальчик, где, как усеявшие луг ромашки, цвели парящие над зеленым полом белые лепестковые столики. Мы первые не сдюжили, подумал Коль, озираясь, — в буфете никого не было.
— Давай к окну, вон туда, — предложил Гийом, а сам, широко шагая, двинулся к пузатым разноцветным шифраторам. Коль уселся, поставил подбородок на сцепленные ладони. Прямо у ног его головокружительно зияла двухсотметровая бездна. Зачем-то Коль пнул ее ногой — как и следовало ожидать, носок туфли отлетел от невидимой твердой преграды.
— Апельсиновый? — громко спросил Гийом.
— Грейпфрутовый.
— Бутербродик?
— Авек плезир…
С небольшим подносом — два высоких бокала, тарелочка с бутерами — Гийом, улыбаясь дружелюбно, шел к нему. И вдруг Коль отчетливо ощутил, что его ждет некий серьезный разговор. Лихорадочно он перелопатил в памяти все неофициальное, связанное с периодом исследования гейзеров. Нет, как он струсил тогда, никакие записи не могли зафиксировать. Этого никто не мог и не может знать. Да и не струсил! Просто в момент, наверное, этой самой гиперпульсации, будь она проклята, его обожгло: все, конец, никакая высота не спасет! — и тело само, вдруг вспомнив противозенитные рефлексы, дернуло вертолет в сторону и вверх, вверх, вверх… Наблюдение прервалось минут на шестнадцать, но это не имело никаких последствий, потом он вернулся. Да, струсил, черт вас… а кто бы не струсил? Вы? Нет, даже если пронюхали — упреков не приму!
Спокойно, Коль. Как они могли пронюхать? Эти отвратительные шестнадцать минут тебе до смерти носить на дне совести, как и многое другое, — но молча носить, молча…
Гийом поставил скромную снедь на ромашку, с видимым удовольствием уселся, вытянув ноги.
— Красота, — сказал он, глядя вдаль.
— Да, — осторожно согласился Коль.
— А за горизонтом море… Пора бы уже искупаться в настоящей воде, Коль.
У Коля даже ладони вспотели от вожделения. Море…
— А что Ясутоки? Разрешает?
— Конечно. Он тоже полетит.
И только-то? Очередной эксперимент придумали над моим телом — и такие политесы!
— Выездной медосмотр? — со злобой спросил Коль. — Нет, не хочу. У меня еще лимфоидная конвергенция не завершена. Лучше в бассейн.
Гийом сделал задумчивый глоточек из бокала.
— Странная штука — разговор, — вдруг проговорил он.
Коль опять насторожился:
— Почему?
— Каждый человек — чрезвычайный и полномочный представитель себя в этом мире. Несменяемый. Пожизненный. Послы враждебных государств только и знали, что врать друг другу, только и норовили обмануть и урвать. А если цели и интересы государств совпадают, тогда как?
Ему что, пофилософствовать больше не с кем? Какое отношение…
— Тогда подписывают союзный договор, — ехидно сказал Коль.
— А когда договор уже подписан?
— Тогда начинают его потихоньку нарушать.
— Это если договор был липой, а цели и интересы все-таки не совпадают. А если — все-таки — совпадают?
— Ну?..
— Тогда начинаются широчайшие контакты и обмены, прежде всего — информацией о себе. Потому что общие интересы всегда имеют частные индивидуальные проявления, и, стремясь эти интересы реализовать как можно полнее, — Гийом отпил еще, явно стараясь тщательнее продумать свои непонятно зачем произносимые слова, — нужно максимально представлять себе те их проявления, которых жаждет твой сосед. Иначе пойдет дисбаланс, накачка взаимных напряжений — и в итоге прогадают оба.
— Предположим. — Коль взял бутерброд и стал заинтересованно вертеть его перед глазами, стараясь показать, что даже бутерброд ему интереснее, чем этот разговор. Бутерброд был аппетитный, свежайший, и Коль не выдержал — откусил.
— Мы живем в обществе, где цели и интересы всех людей совпадают.
— Так что ж вы, елки-палки, — пробормотал Коль с набитым ртом. — Я спрашивал сколько раз! — Проглотил. — Коммунизм, что ли, у вас все-таки?