Выбрать главу

Джонатан Летем

Пистолет с музыкой

Посвящается Кармен Фаринья

Дело было проще простого. Большой Шеф по обыкновению не опоздал, к тому же объект бросался в глаза, как кенгуру во фраке.

Реймонд Чандлер

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Когда я проснулся, клянусь, оно было со мной.

Предчувствие.

Я уже две недели не работал на Мейнарда Стенханта. Предчувствие было со мной и до того, как я включил музыкальную интерпретацию последних новостей. Впрочем, новости подтвердили то, что я и так знал: пора заняться делом. Видно, придется найти клиента. Вялые всплески скрипок прорывались сквозь завывания хора и пропадали, а потом все повторялось снова и снова.

Тревожные звуки: что-то личное и трагическое — самоубийство или убийство, но уж никак не политика.

Музыкальные новости заставили меня навострить уши. Не так часто слышишь сейчас об убийствах. А если и доведется услышать подобное, так ближе к вечеру, в промежутке между выпивкой — да и то, как правило, ты сам же и рассказываешь в баре о своем последнем расследовании, а на тебя смотрят и не верят.

Скрипки не отставали. Скрипки требовали: встань и иди в офис. Они говорили, что сегодня мне наверняка что-нибудь да подвернется. От их назойливых голосов мой бумажник пробрала голодная дрожь.

Итак, я принял душ, побрился и как следует расцарапал десны зубной щеткой, после чего поплелся на кухню прополоскать раны обжигающим кофе. Зеркальце по-прежнему лежало на столе, покрытое толстым слоем недонюханного зелья моего собственного состава — две полосы напоминали два скрещенных белых пальца. Лезвием бритвы я собрал порошок в пергаментный конвертик и вытер зеркальце о рукав. Потом не спеша допил кофе. Когда я со всем этим покончил, утро почти миновало. Как бы то ни было, я отправился в офис.

Приемную я делил с дантистом. Изначально офис принадлежал двум психоаналитикам, которым явно легче удавалось делить клиентов — клиентов, которым внушают, что все их проблемы от несдержанности характера. А кстати, весьма неплохая шутка: психоаналитики правдами и неправдами пытаются лишить практики меня и мне подобных, но в конце концов все получается совсем наоборот.

Я, например, даже не представляю, как отвечать на все эти интимные вопросы. Я запросто нарушаю табу на задавание вопросов — в конце концов это моя работа, — но, когда дело доходит до ответов, я ничем не отличаюсь от любого другого. Не люблю этого и все тут.

Я проследовал мимо очереди к дантисту в свой кабинет и там, незамедлительно расстегнув воротник, наконец позволил себе ухмыльнуться. Я не наведывался сюда уже неделю, но кабинет ничуть не изменился. Лампочка все так же мигала, а когда я открыл дверь, под мебелью всколыхнулась свалявшаяся пыль. Хотя потеки сырости на обоях не видны: их загораживает спинка кресла, но я и так знаю, что они там. Повесив плащ на рогатую вешалку в углу, я уселся за стол.

Потом снял телефонную трубку и тут же повесил ее: телефон работал. Включил радио послушать устный выпуск новостей (если они будут, конечно). Слишком часто случается, что к тому моменту, когда к делу приступают дикторы, беспокойные аккорды ранних выпусков уже успевают пригладить и все, что остается, — это тревожное ощущение: где-то когда-то что-то произошло.

Но не на этот раз. На этот раз новости действительно имели место. Мейнард Стенхант, состоятельный врач из Окленда, был застрелен в номере второразрядного отеля в пяти кварталах от своего офиса. Диктор сообщил имена инквизиторов, которым поручено расследование, добавил, что Стенхант разъехался с женой, и перешел к следующему сообщению. Я переключился на другую станцию в надежде услышать подробности, но на всех диапазонах передавали одно и то же.

Я испытывал несколько противоречивые чувства. Не то чтобы я успел близко познакомиться с убитым. Мейнард Стенхант был человеком надменным: богатый врач, с запасом единиц кармы, не уступающим его текущему счету в банке, — и он всегда давал вам это понять, хотя и довольно изящно. Он разъезжал не на обычной тачке, а на раритетном автомобиле. У него был офис в «Калифорния-билдинг» (о котором можно только мечтать) и платиновая блондинка-жена (о которой можно только мечтать), как-то вечером не вернувшаяся к нему — так, во всяком случае, он говорил. Пожалуй, он даже мог бы мне нравиться, не знай я его лично.

Мне он не нравился из-за его отношения к жизни. Доктор пристрастился к Забывателю. Поймите меня правильно: я и сам питаю пристрастие к зелью, как и любой другой, — возможно, даже больше, — вот только для Стенханта Забыватель был чем-то вроде индейки в День Благодарения. Я понял это, когда позвонил ему как-то ночью, а он даже не вспомнил, как меня зовут. Он не был пьян — он просто не помнил, кто я и зачем звоню. Мы никогда не встречались у него в офисе — возможно, он не хотел, чтобы какой-то там частный инквизитор топтал его дорогие ковры, — а теперь его вечернее «я» не имело представления о том, кто я такой. Ну что ж, это не нарушало правил игры. Я и в самом деле не подарок и вполне допускаю, что доктор содержал дом в образцовом порядке. Все, что касалось Мейнарда Стенханта, пребывало в образцовом порядке — если не считать работы, на которую он меня нанял: взять его жену за шкирку и вернуть ему.