Выбрать главу

— Вон там, на футбольном поле. Прямо у вас под носом. Перед воротами слева. Точнее говоря, в одиннадцати метрах перед ними.

— Аа-а! — вскричал Энди. — Так ты про это… это самое… как же оно называется? Ну, да ты понимаешь.

— Отметка для штрафного одиннадцатиметрового удара без защиты, — улыбаясь, сказал Питер.—

Когда на неё кладут мяч, она кажется ужасной с юга вратарю и прекрасной с севера — команде, которая будет бить одиннадцатиметровый.

Вот так в первый день поисков искальцы нашли три из шести слов: «ПРИЗ» в золе костра, «ПЕРВЫЙ» в павильоне (правильным оказалось первое предположение Питера — слово было написано мелом по верху входной двери) и «ВЫИГРАН» под дёрном у отметки для одиннадцатиметрового удара.

Однако на следующее утро, когда искалъцы вновь сошлись в комнате Питера, зловещие слухи о том, что несколько человек нашли уже четыре слова, а один мальчик так даже целых пять, скоро согнали самодовольную ухмылку с его физиономии.

14. ПОДСКАЗКА, КОТОРАЯ ВСЁ ПОЗВОЛЯЛА

— Жирняга Питерсон? Пять слов? Кто это сказал?

Улыбка Питера стала кривой от чёрной зависти.

— Его сестра Ширли, — ответила Ева.

— Собственная сестра чего не скажет! Что-то не верится, — заметил Питер.

— А вдруг это правда? — буркнул Энди.

— Конечно, — отозвался Морис, которому было не до журчания.

— Значит, надо быстрее браться за дело, — сказал Энди. — Ну-ка пусть твоя хвалёная голова как следует потрудится!

Если бы он сказал «закружится», то был бы ближе к истине: голова у Питера шла кругом, но ему никак не удавалось найти в остающихся трёх подсказках никакого смысла.

Он потребовал полной тишины и получил её, но и полная тишина ему не помогла. Он попросил три стакана смородинного сока и выпил их, но и три стакана смородинного сока ему не помогли. Он закрывал глаза. Он читал подсказки слева направо и справа налево. Он приказал, чтобы включили радио. Он послал за Уильямсоном, надеясь, что эти мудрые жёлтые глаза пробудят в нём какую-нибудь мысль. Но всё оказалось тщетно.

— Вот что! Давайте сосредоточимся на чём-то одном, только на одном, а про остальное забудем, — предложил наконец Морис. — Если думать изо всех сил только об одном, то внутренний голос шепнёт разгадку. Я читал об этом в научной фантастике. Попробуем?

Питер и все остальные пришли уже в такое отчаяние, что готовы были попробовать что угодно.

— Положи рисунок на одеяло так, чтобы мы все могли его видеть… А теперь встаньте в круг и беритесь за руки… Питер, Ева… А ты становись возле Энди.

И, взявшись за руки, искальцы образовали круг: Питер сидел, а остальные прислонились к кровати.

— А теперь смотрите на рисунок, и старайтесь не моргать, и слушайте, не шепнёт ли внутренний голос…

— Ой! — пискнула Руфь. — Я боюсь! — И она вырвалась из круга.

— Ну чего ты испугалась? Ничего тебе внутренний голос не сделает. Скажи ей, Ева!

— Не хочу! — отрезала Руфь. — Я буду на вас смотреть.

— Ну так замолчи! — сердито распорядился Питер.

Все, кроме Руфи, вновь взялись за руки и уставились на рисунок. И старались не моргать. И слушали.

Питер видел рисунок так, как он был напечатан в программке: 8

Энди и Морис видели его сбоку:

Ева и вдруг заинтересовавшийся Уильямсон видели его так, как Питер, только вверх ногами:

Они смотрели и смотрели, и вдруг рисунок поплыл куда-то, а с ним и одеяло, круги, прямоугольники и кресты. Потом Энди обнаружил, что круги начали вертеться, и его прошиб холодный пот: он вспомнил минуты, пережитые им под эстрадой.

— А это… это не чертёж магнитофона?

— Заткнись, олух, да заткнись же, мне как раз начал вещать внутренний голос! — прожурчал Морис. — Ну ладно, голос, продолжай, он заткнулся, ты слышишь меня, голос? Эй, голос!

Руфь захныкала.

— Так ничего не получится! — крикнул Морис. — Ты отпугиваешь внутренний голос! Чтоб тебя…

— Да! — сказал Энди. — Если ты струсила, так уходи.

— Не уйду! — крикнула Руфь.

— В таком случае ты исключаешься. Нарушение дисциплины. Неповиновение приказу. Удались!

— Не удалюсь!

— Да перестань же визжать! — взмолилась Ева.

— Буду визжать, если хочу! Это вам нельзя визжать, а мне можно визжать! Можно, мо-о-ожно, мо-о-о-о-ожно! — продолжала она, вспомнив, как подействовало это слово на Энди накануне. — Мо-о-о-ожно!..

Последний вопль адресовался уже Питеру. Он смеялся, а Руфь, даже ещё больше, чем Уильямсон, не любила, чтобы над ней смеялись, — Внутренний голос сказал мне, что нужно, — сообщил Питер сквозь смех. — А вернее, провизжал. Вычел из «мороженого» четыре буквы и всё себе позволил.