Луч уничтожал. Иван прикрыл глаза и повернулся к прожектору спиной, но безжалостный свет, казалось, пронизывал тело насквозь. Сквозь одежду, кожу, мышечные волокна, кровяные тельца и кости добирался до глаз. Под веками пылало и горело.
– Зараз стрельну! – крикнули от пулемета. Голос надорванный, почти на истерике. Такой «сейчас сорвусь» голос. Опять Ефиминюк дежурит, понял Иван. Блин.
– Отставить! – Иван перешел на спокойный командирский тон. – Пароль! Слышите? Пароль: свадьба!
Пауза.
За это мгновение Иван, покрывшийся холодным потом, десять раз успел решить, что Ефиминюк его все-таки пристрелит. «Самое время. Везет мне, как… Просил же, – подумал Иван в сердцах, – не ставить психов в дозоры». «Людей не хватает, Иван, сам понимаешь… – так, кажется, говорил Постышев? – Некем дыры затыкать». «Угу. Если меня этот идиот накроет очередью, людей у нас будет хватать капитально. Все дыры закроем – моими окровавленными ошметками. Пулемет НСВ 12.7 миллиметров, такие на армейских блокпостах стояли. Оттуда в общем-то и сняли его. Пуля со стальным сердечником любую кость перешибает за милую душу».
– Пароль: свадьба! – крикнул Иван еще раз, уже не надеясь, что его услышат.
Молчание.
– А хто идет? – спросили оттуда наконец.
– Жених идет! – ответил Иван.
Еще заминка. Потом негромкое «клац!». Пулемет сняли с боевого взвода.
– Иван, ты, чи шо?
Иван хотел выматериться в голос, но сил уже не было, да и злобы тоже. Ответил просто:
– Я.
– Тю! – сказали с блокпоста.
Вот тебе и тю.
– Выруби свою лампочку, я тут ослепну сейчас!
Вымазанный в желтой глинистой грязи с головы до ног, Иван дотопал до блокпоста и оглядел вытянувшегося Ефиминюка.
– Кто старший дозора? Почему один?
– Та это… – сказал Ефиминюк. – Я это…
– Кто старший? – повысил голос Иван.
Ефиминюк замялся, начал прятать глаза.
– Сазонов старший, – признался, наконец. – Ты уж звиняй, командир, за пулемет. Та я ж не со зла. А Сазонов, он здесь был… Тильки его позвалы на полминуты.
Так. Сазонов, значит.
– Кто позвал?! – резко спросил Иван.
– Та я що, крайний? Не знаю.
– Распоясались, – сказал Иван. – Ничего, я с вами разберусь.
Он отодвинул Ефиминюка в сторону, перелез через мешки с песком. Пошел к свету.
Василеостровская – станция закрытого типа, поэтому на ночь все двери запирались, кроме двух: одна вела на левый путь, другая – на правый. Иногда выставляли дозор и на служебную платформу, которая находилась дальше в сторону Приморской, но не всегда. Это когда в Заливе начинался «сезон цветения» и всякая дрянь лезла из туннеля, только успевай нажимать на спуск.
«Сегодня же обычный дозор, контролирующий туннель, облажался. Сазонов – ты же битый волчара, ты-то как умудрился? Расслабились, блин».
Это называется Феномен Бо – на жаргоне диггеров. Когда косяк допускает тот, от кого этого никак не ожидаешь. От такого не застрахуешься.
Василеостровская никогда не относилась к очень красивым станциям, как, например, та же Площадь Восстания, где высокий свод, тяжелые бронзовые светильники, колонны с лепниной и роскошная, «сталинская» отделка зала. «Васька», как называли станцию фамильярные соседи с Адмиралтейской и Невского, была станцией аскетичной и суровой, готовой выдержать голод, холод, атаку тварей и спермотоксикоз защитников. Чисто питерская станция-крепость.
Иван поднялся на платформу через единственную открытую дверь. Остальные на ночь закрывались – во избежание. Еще на подходе к станции он услышал гул вентиляции. Это гудели фильтры, нагнетавшие воздух с поверхности. Василеостровская давно утратила центральное освещение (таких станций в метро осталось то ли три, то ли вообще одна), но системы фильтрации воздуха и насосы откачки грунтовых вод здесь все еще работали. Стоило это будь здоров. «Мазуты» с Техноложки дорого берут за свои услуги.
А куда деваться?
Зато туннели почти сухие. И есть чем дышать даже на закрытой на ночь станции.
Неяркий свет дежурных лампочек с непривычки заставил Ивана зажмуриться. Теперь, куда бы он ни посмотрел, всюду скакали цветные пятна.
На станции была ночь. Основные светильники, которые питались от дизель-генератора, стоящего в отдельной дизельной, в это время выключались. Работали лишь лампочки дежурного освещения, запитанные от аккумуляторов – китайские елочные гирлянды, протянутые над дверными проемами. Поэтому ночью станция становилась уютней. Хорошее время.
Кашель, храп взрослых, сонное дыхание малышни, – и красные, синие, желтые мелкие лампочки.