Имя было напечатано, но подписи не было. Словно едва закончив последнюю строку, он застрелился, даже не вынув лист бумаги из машинки.
Ну, это было даже больше, чем я мог рассчитывать. Охота за бумагами привела меня к трупу и к разгадке.
Казалось, дело наконец закрыто. Носовым платком я тщательно стер все отпечатки, которые мог оставить на часах или запястье убитого (больше я ничего не касался), потом спустился и позвонил лейтенанту Уинтерсу. Часы показывали час тридцать шесть минут… как раз в такое время погиб сенатор Роудс.
Глава пятая
1
И снова допрос продолжался всю ночь.
Уинтерс был на грани нервного срыва, да и все мы пребывали отнюдь не в безмятежном настроении. Как и в прошлый раз, нас одного за другим допрашивали в столовой, но сейчас обстоятельства были иными: в комнате толпились сыщики и эксперты, носились слухи, что Уинтерса вскоре заменят другим, более сообразительным руководителем.
Супруги Помрой вернулись и в это серое утро выглядели, пожалуй, не хуже нас. Газетчики облепили все окна, и так продолжалось до тех пор, пока Уинтерс не сделал какое-то путаное и невразумительное заявление. Он словом не упомянул про арест Помроя, уже признав свою неправоту, поскольку тот снова был с нами.
Я сидел рядом с Элен. Остальные, еще не подвергшиеся допросу, вполголоса переговаривались или подремывали, как Вербена Прюитт. Та растеклась в кресле с открытым ртом и тихо похрапывала, волосы ее были в папильотках, величественный бюст вздымал какое-то интимное ночное одеяние.
Элен впервые выглядела усталой. Ленгдон держался на дистанции, смотрел на угли в камине и несомненно прикидывал, удастся ли ему выжать из всего этого статью для «Авангарда».
— Почему, — раздраженно спросила Элен, — нас держат тут так долго, если убийца — Руфус? К чему все эти отвратительные допросы? Почему бы всем не отправиться спать?
— Они должны выяснить, где все мы находились в момент его смерти, — рассудительно пояснил я, хотя и сам удивлялся, с чего такой переполох, если у полиции есть не только признание, но и труп виновного. С официальной точки зрения идеальный вариант: ни дорогостоящих расследований, ни долгого судебного процесса, ни раздраженной прессы, требующей вынесения приговора.
Через щелку в шторах проникал серый рассвет и доносился утренний шум улицы. Глаза мои просто слипались от усталости.
Элен зевнула.
— Еще немного — и я отправлюсь спать, понравится ли им это или нет.
— А почему бы и нет? Ты ведь уже дала показания…
Внезапно в холле началась какая-то возня. Мы видели, как на носилках выносят Руфуса Холлистера, лицо его было закрыто простыней. Когда открылась входная дверь, восторженно взревели заждавшиеся фоторепортеры и замелькали фотовспышки. Потом дверь с грохотом захлопнулась, и бренные останки Руфуса Холлистера отправились в морг.
— Мерзость! — фыркнула Элен, впервые на моей памяти используя это словцо. Потом, ни у кого не спрашивая, отправилась спать.
Когда тело вынесли, в доме воцарилось странное спокойствие. Полицейские, фотографы и сыщики как-то тихо исчезли, оставив свидетелей наедине с Уинтерсом и охраной.
В пять утра меня пригласили в столовую.
Уинтерс с налитыми кровью глазами и спутанными волосами уныло пялился на толстую пачку свидетельских показаний. Весь этот труд проделала его секретарша, переводившая дух с блокнотом и карандашом в руках.
Он что-то проворчал, когда я поздоровался и сел. Потом спросил меня, когда я обнаружил труп. Я сообщил.
— Вы прикасались к чему-нибудь в комнате?
— Только к руке покойного, к его запястью, чтобы выяснить, мертв ли он и как давно.
— Когда мы приехали, тело оставалось в прежнем положении?
— Да.
— Что вы делали в комнате Холлистера среди ночи? — его усталый голос оставался сухим и безликим.
— Хотел кое о чем его спросить.
— О чем?
— Насчет записки, которую получил сегодня утром.
Уинтерс удивленно взглянул на меня.
— Какой еще записки?
Я протянул ему бумажку. Он быстро пробежал ее глазами.
— Когда вы ее нашли? — голос его звучал холодно.
— Сегодня утром во время завтрака… вернее, вчера утром.