Уже на грани потери сознания я понял, что меня отравили. Сил хватило только на то, чтобы снять телефонную трубку…
И тут я отключился.
Глава седьмая
1
— Он умер? — спросил лейтенант Уинтерс; его голос доносился до меня сквозь какие-то темно-зеленые облака, через которые просачивался слабый свет.
— Еще нет, — ответил чей-то голос, и я, обескураженный, вновь потерял сознание.
Следующую попытку прийти в себя я совершил в тот момент, когда из меня извлекали несколько метров различных трубок. Я открыл глаза, увидел над собой пару рук и извлекаемые трубки, почувствовал ужасную тошноту и снова отключился. Однако на следующий день я уже сидел в постели и готов был принимать посетителей. Голова ужасно болела, одолевала страшная слабость. Но в остальном сознание работало достаточно прилично.
Первой, кого я увидел после возвращения в сию юдоль слез, была медсестра. Она ободряюще мне улыбнулась.
— Из вас отсосали две кварты, — сообщила она.
Я застонал.
— Теперь все уже не так плохо.
Я сказал, что все ужасно плохо. Потом спросил, который час.
— Одиннадцать сорок семь. Если хотите, можете получить гренки с молоком.
Я заявил, что маловероятно, что я когда-нибудь захочу гренков с молоком; сама мысль о еде, несмотря на полный вакуум в желудке, вызвала тошноту. Я спросил, день сейчас или ночь.
— Конечно, день, глупыш.
— И долго я был без сознания?
— Около десяти часов, со вчерашнего вечера. Раз-другой вы приходили в себя, когда доктор прочищал вам желудок, при этом доставляли массу трудностей и ему мешали.
— Готов держать пари, и сестре тоже, — кивнул я, вспоминая рассказы о своем пребывании в больнице по поводу удаления аппендикса несколько лет назад.
— Я привыкла к трудным пациентам, — с известной гордостью заявила она. — Неделю назад у нас с доктором был очень трудный случай. Там пришлось иметь дело с полной кастрацией, и мне…
— Пошлите за лейтенантом Уинтерсом, — слабым голосом попросил я, чтобы остановить поток ужасающих подробностей.
— Да, но я не совсем уверена, что…
— Иначе я сам встану и пойду к нему, — сказал я, с трудом садясь в постели.
Она встревожилась:
— Дорогой мой, сидите спокойно, я пойду разыщу его. Только не двигайтесь.
Я не мог двинуться, даже если бы захотел.
Чуть погодя она вернулась с Уинтерсом. Он выглядел встревоженным, да так оно было. Жестом он предложил ангелу милосердия покинуть помещение.
Когда мы остались одни, лейтенант спросил:
— Зачем вы это сделали?
— Что я сделал?
— Выпили столько таблеток снотворного? По словам доктора, больше дюжины, причем самых сильнодействующих. Если бы вы не сорвали трубку с телефона и дворецкий не услышал звонка в буфетной, вы сейчас были бы на том свете, как и собирались.
— Уинтерс, — мягко сказал я, — когда я соберусь это сделать, вы последуете за мной.
Он с тревогой посмотрел на меня.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что не пил я никакого снотворного. Меня отравили.
— Вы в этом уверены?
Я обозвал его всеми бранными словами, которые знал. Он мрачно их выслушал, словно пытаясь определить, обижаться или нет.
— Как вы думаете, кто вам их дал и каким образом?
— Дал их убийца, которого вы не смогли арестовать, а что касается того, как это сделали… Думаю, их подложили в кофе, который я пил после ужина. Миссис Роудс разливала что-то не совсем похожее на кофе по-турецки, напиток дорогой и крепкий, настолько крепкий, что на вкус не определишь, подмешано туда что-нибудь или нет.
— Почему вы думаете, что вас отравили?
— Потому что я знаю, кто совершил убийства.
— Вы этого не знаете, — Уинтерс взвился, как рассерженный школьник, пытающийся поставить на место хвастуна.
— Нет, знаю, — поддразнил я.
Он покраснел.
— Просто не понимаю, как вам это удалось.
— Возможно, я лучше вас соображаю.
Теперь настал его черед наградить меня несколькими нелестными эпитетами. В ответ на оскорбления я только саркастически улыбался. Когда он умолк, я заметил, что вряд ли такой тон подходит для разговора с человеком, который только что вернулся с того света. А потом, когда страсти улеглись, спокойно добавил:
— Как только у меня будет достаточно доказательств, я дам вам знать.