В конце концов, убить-то меня норовили люди.
Я неохотно ступил на участок мистера Гросса, обошел стороной и дорогу, и все фонари, и приблизился к дому с заднего фасада. Свет, лившийся из окон, помогал мне идти по газону — мягкому, как персидский ковер. Окна были слишком высоко, и я не мог в них заглянуть, поэтому видел только потолки комнат. Оно и к лучшему. Значит, и меня не будет видно, если кому-то придет в голову выглянуть в окно.
На задах дома я тихонько пересек мощенный камнем внутренний дворик, заставленный стальной мебелью. С этой стороны не было освещенных окон, и я шел во мраке, рикошетом отлетая от стальных стульев и столов, будто хитро закрученный бильярдный шар. Продвижение мое было отмечено стуком и скрежетом, поэтому, дойдя до какой-то двери, я просто прислонился к ней и несколько минут слушал благословенную тишину.
Но мне надо было пробраться внутрь. Переведя дух и собравшись с мыслями, я взялся за дверную ручку и обнаружил, что дверь не заперта. С трудом верилось в такую удачу.
Но это была вовсе не удача. Я открыл дверь, бесшумно вошел, и тут вспыхнуло штук сорок ламп.
Я был в маленькой столовой, заставленной секретерами и горками. Посреди громоздился крепкий английский стол. Окна в свинцовых рамах выходили во внутренний двор и, наверное, в сад. Комната была воплощением изысканной элегантности, как кабинет дяди Эла и, точно так же, как и там, единственным не вяжущимся с интерьером предметом были обитатели.
На сей раз это оказались Три Марионетки. Одна из них зажгла лампы — в основном хрустальную люстру над столом. Говоря «Три Марионетки», я, разумеется, имею в виду лишь их имитацию, но чертовски хорошую.
Моу в черной шоферской ливрее, держал в руке пистолет, нацеленный приблизительно в то место, где стоял я. Ларри, в униформе дворецкого, был вооружен бейсбольной битой, а Кэрли, облаченный в белый передник и поварской колпак, высившийся над черной физиономией, помахивал мясницким ножом. Все трое таращились на меня с испуганно-враждебным видом.
Менее всего я ожидал увидеть в доме мистера Гросса таких же любителей, как я сам. В каком-то смысле они были даже страшнее профессионалов. Вроде собак. Вряд ли с ними удастся договориться.
Я поднял руки над головой.
— Не стреляйте. Не бейте меня. Не режьте меня.
Из окна мне были видны аллея, изгородь, светофор на перекрестке. Где-то там в «паккарде» сидит Хло. Но машину я, разумеется, разглядеть не мог.
Марионетки схватили меня, как футболисты во время свалки, бегом потащили вверх по узкой лестнице — то ли черной, то ли служебной, не знаю, как они ее называли, — и подняли на второй этаж, где заперли в одной из спален в передней части дома. Ларри — дворецкий с бейсбольной битой обыскал меня и освободил от взятого у Тима пистолета. Увидев оружие, он пришел в ужас. Затем все трое, пятясь, вышли из комнаты, сталкиваясь друг с другом и глядя на меня круглыми глазами. Я услышал, как они совещаются за дверью.
Наконец было решено, что Ларри и повар Кэрли останутся в карауле, а шофер Моу сходит вниз и доложит мистеру Гроссу об улове.
Ну что ж, я был в доме Гросса, но не существовало никакой вероятности того, что в ближайшее время увижу самого мистера Гросса. А разве не за этим я сюда пришел?
Разумеется, за этим.
Тогда почему я озираюсь в поисках укрытия или пути к бегству? Я ведь не хочу бежать, верно?
По правде сказать, бежать я хотел. Желание это было жалким, безнадежным, но вполне определенным.
Комната, в которой я очутился, судя по всему, служила спальней для гостей. Кровать была высокой, широкой, вычурной и старой. Она стояла под балдахином и занимала почти все пространство На деревянной спинке были вырезаны цветы, гроздья винограда и прочая растительность. Туалетный столик покрывала такая же резьба, равно как и трюмо, и письменный стол, и прикроватные тумбочки. На стенах красовались картины, изображавшие охоту на лис, а на окнах были тяжелые портьеры.
Да, это была комната для гостей: все выдвижные ящики оказались пустыми.
Впрочем, у меня и не было причин думать, что я найду в одном из них Библию.
Тем не менее ее отсутствие удивило меня.
Поворот ключа в замке заставил меня вздрогнуть и в испуге проворно задвинуть ящик. Как будто это имело какое то значение! Вряд ли я рассердил бы мистера Гросса, шаря по пустым ящикам: довольно и того, что я вломился к нему в дом, не говоря уже о поступке, который он мне приписывал и за который хотел прикончить.
Я повернулся. В комнату разом ввалились все Три Марионетки. Они рассредоточились, и вошел мистер Гросс.
До сих пор я думал, что «Гросс» — это фамилия, но теперь понял это было описание внешности. Он выглядел как чудовище, покинувшее пещеру только потому, что сожрало последнюю рыбешку в своем подземном водоеме. Он был похож на большую белую губку, терзаемую тяжкими недугами. На создание, которое не в силах причинить вам зло, если вы покажете ему крест Господень.
На нечто громадное, белое, мягкое. Такую тварь можно обнаружить под помидорным листом в дождливый промозглый день.
Одет он был прекрасно, но совершенно несообразно облику. Лучше бы ему напялить рабочие штаны и грязную байковую рубаху. Черный костюм от дорогого портного, хрустящая белая сорочка, узкий темный галстук, сияющие черные ботинки, золотые запонки, широкая свадебная повязка на рукаве и громадные плоские часы на широченном золотом браслете — все это вместе усугубляло впечатление грузности, бледности и болезненности, контрастируя с теми деталями, которые торчали из ворота и рукавов, будто бугры.
На физиономии Гросса, словно изюмины на торте, выделялись ничего не выражающие глаза. Они смотрели на меня. Толстые губы вдруг шевельнулись, исторгнув надтреснутое сопрано, такое высокое и идиотски-истошное, что я невольно взглянул на Трех Марионеток, пытаясь угадать, кто же из них чревовещатель. Но оказалось, что этот голос исходит из глотки самого мистера Гросса.
— Что тебе тут надобно? Ты взломщик?
— Нет, сэр, мистер Гросс, — ответил я, стараясь смотреть прямо ему в глаза, дабы прослыть честным человеком, но это было совершенно невозможно.
Гросс выглядел отвратительно, и я, естественно, отвернулся.
Опять трескучий фальцет, каким кричат: «Тут-водятся-акулы!»
— Единственное, с чем я не могу смириться, — это с неумением. Как ты мог рассчитывать пробраться в дом, где полно народу?
— Я хотел встретиться с вами, мистер Гросс, — ответил я, глядя на все сразу, как Арти при каждой новой встрече с ним. Вид мистера Гросса резал глаз так же, как фальшивая нота пианино резала слух. Я еще не сказал, что он был лыс? Впрочем, это неважно, если голова выглядит так, будто ее сжали тисками.
Он поднял бледную пухлую руку и показал мне пистолет Тима.
— С этой штуковиной? — Ну что за дурацкий голосок? — Ты хотел видеть меня и принес с собой это?
— Только для самозащиты, — объяснил я.
— У меня мало времени, — ответил он. — Я болван в этом кону. Там три стола, и за ними сидят мои близкие друзья. А ты причиняешь мне неудобства.
— Извините, — сказал я.
— Если хочешь поговорить со мной...
— Геррр-берррт! — закричал кто-то снизу.
Его физиономия задергалась, на ней отразилась нерешительность. Потом он, похоже, что-то надумал.
— Покараульте, — велел он Трем Марионеткам, а мне сказал:
— Я вернусь.
Когда в следующий раз буду болваном.
Он ушел, а Трое Марионеток принялись следить за мной.
— Я не собираюсь бежать, — сказал я им. — Я хочу поговорить с мистером Гроссом.
Но не думаю, чтобы они мне поверили.
Пока они кучкой стояли у закрытой двери, я опять подошел к окну. Внизу ничего не изменилось. Я стоял и смотрел на улицу. Вдруг возле забора в конце дорожки промелькнула тень. Не успел я и глазом моргнуть, как она исчезла.