Можете вспомнить как слушали музыку и поедали шоколадки, сидя в своей комнате,
Как гуляли в одиночестве по набережной, кутаясь к пальто. Но разве вы можете вспомнить ощущение, когда ешь и будто пережевываешь собственный желудок? Разве вы можете вспомнить вкус красного вина, которым тошнит? Разве вы можете вспомнить, как всю ночь вам снилось, будто он опять рядом, и говорит, и прикасается так нежно, а потом вы просыпаетесь, и вам нужно пережить очередной день. Разве вы можете вспомнить, как вырезали его инициалы на своей руке кухонным ножом? Разве можете вспомнить, как стояли совсем близко от края платформы в метро? Нет? Ну так и заткнитесь, мать вашу».
Я закрыла 'Долгое падение' Ника Хорнби и вышла из автобуса. Очень болела голова, но домой идти не хотелось — 11 вечера, темно, моросит меленький дождь, скорее даже, водяная пыль в воздухе висит, прохладно, опять же… Меня тянуло в вампирский район.
Впрочем, ничего удивительного в этом не было — ходила я туда максимум пять раз в году, но в таком состоянии, что лучше было бы мне дома сидеть. Находится он сразу за железной дорогой, которая пролегает позади моего дома. ЖД пути, действующие и заброшенные, окружает большое количество деревьев, оврагов и всякого мусора. Раньше эти овраги по весне заливало, мы с одноклассницей бегали после уроков туда и катались на импровизированных плотах — поддонах, в которых были зафиксированы пустые пластиковые бутылки и пенопласт. Сейчас уже зимы не такие снежные. Очень-очень давно люди верили в то, что мир заканчивается за рекой. Даже на другом берегу ее живут совсем другие люди, да и люди ли вообще, не духи, принявшие их обличье? Вот за нашей железной дорогой как раз духи, мне кажется, и живут. Мировое зло для меня — вампиры, поэтому именно вампирским район я и назвала.
Внешне он похож на миллионы таких же по всей России. Блочные пятиэтажные дома, грязные дворы и вонючие подъезды. Но энергетика, энергетика… Как девочки-отличницы в мечтах дружат с отъявленными хулиганами, так и я во время величайшего душевного упадка стремлюсь сюда — довести свой декаданс до абсурда и вздохнуть спокойно.
После того кошмарного диалога во сне ложиться вновь я не решилась. Не так, ох, не так я представляла встречу с моим дорогим вампиром. Поэтому волосы Алисы я сегодня красила в час дня. Приехала к ней домой, разбудила, выкрасила ее (а так же половину ванной и свою правую руку) в ярко-розовый, высушила ей волосы… И полчаса пряталась от нее в коридоре, не давая открыть дверь — моя милая хрупкая фотомодель в ярости чуть не прибила меня феном, потому что цвет получился настолько ярким, что даже я опешила. Блондинкой она была, Лиса моя. До сегодняшнего дня. Успокоившись, она терпеливо выслушала мой рассказ про оба сна, а затем я рассказала ей про Ассилоха. Не вдаваясь в подробности, конечно. Пусть Лис и была замечательной и необыкновенной, но, все-таки, человеком. Она изучала энергетику и магию по различной степени сомнительности книжкам и даже чего-то добилась, например, научилась видеть простейших духов и элементалей, но рассказывать ей все начистоту — в первую очередь нечестно по отношению к ней. Она же потом всю жизнь мучиться будет, что не умеет колдовать или кровь пить, знаю я ее. Она не испугается этого. На кладбище она отпускала меня с очень тяжелым сердцем, это было заметно невооруженным взглядом. Да и отпускать не хотела, надеясь, что я не рискну поздно ехать на него — мне нужно было от станции метро 'Улица академика Янгеля' подняться до своей 'Петровско-Разумовской', на ней сесть на пригородную электричку и ехать до Сходненской. А потом еще как-то назад…
Когда я приехала на кладбище, лил дождь. Небо было просто свинцовое, ветер сбивал с ног и бросал волосы на лицо. Мир был абсолютно серым и размытым, словно акварельный рисунок, на который пролили стакан воды. Как только я ступила на святую землю, ливень прекратился, осталась лишь водяная морось. Все вокруг потемнело, а затем зазвонил колокол в церкви… Я прошла до могилы вампира и, испытывая смешанные чувства, остановилась: на ней лежал букет ярко-алых роз.
Я долго, очень долго сидела у него, забравшись с ногами на скамеечку. Тихонько плакала, писала стихи и сжигала, надеясь, что так они дойдут до него быстрее, грела ладонями холодную землю, надеясь согреть его. Когда я поднялась, чтобы положить на могильный камень шилд-подарок, я ключ и нашла, скинув случайно на землю.