Еще до отъезда Нэт рассказал ей, что цены на домашний скот здесь сильно упали и что на последней оставшейся в Блейне фабрике работников увольняют с быстротой движущегося конвейера. Знала Ирен и то, что в трудные времена у закона — в лице Нэта и его коллег по службе — дел всегда заметно прибавляется. Драки, насилие, самоубийства — все это в избытке выплывает наружу, когда земля перестает кормить своих обитателей. Ирен все это знала еще до переезда, и все-таки…
Включив указатель поворота, она последовала за Нэтом через Танненбаум, миновав по пути унылого вида бензоколонку и закусочную «Дэари Куин». В конце дороги они свернули налево, в направлении плоских, похожих на кирпичи домов, выстроившихся друг за другом подобно составу железнодорожных вагонов. Ирен остановила машину и взяла Шэпа за руку. Нэт вырулил на подъездную дорожку к третьему дому слева — грязновато-желтому ранчо с цепочной оградой и врытым в землю колышком с табличкой с надписью «Продается». Поверх нее чья-то рука уже вывела слово «Продано».
Глава 5. 1 октября 2004 года
Тюрьма штата Орегон располагалась в центре города Салем. Построенная сто тридцать восемь лет назад, она возвышалась на отведенном ей участке земли, как крепость, обнесенная массивной бетонной стеной высотой двадцать пять футов, на которой имелось девять восьмигранных сторожевых вышек. В тюрьме содержалось две тысячи человек. Заключенные жили в ограниченном пространстве — кто-то недавно, а кто-то довольно давно. Некоторые заключенные вроде Дэниэла Роббина занимали отдельное здание, или, как его называли, БУР — блок усиленного режима. Такие люди, как Мейсон, именовали его камерой смертников.
Пронзительный металлический лязг сопроводил Мейсона в БУР. Через секунду раздался громкий щелчок, и запор электронного замка скользнул в сторону. Следующий щелчок означал, что начальник тюрьмы может открыть дверь в трехэтажное здание без окон. Внутри, в ярко освещенной нише, стоял надзиратель. Он кивнул Мейсону и протянул блокнот-планшет с графиком посещений, который тот подписал напротив соответствующей графы с указанием даты и времени. В северной части блока находились одиночные камеры числом сто двадцать, где было почти такое же количество заключенных, каждого из которых следовало держать в изоляции от остальных. В другой части располагались камеры смертников. Мейсон глубоко вдохнул спертый тюремный воздух, вернул надзирателю блокнот и последовал в южную часть блока.
Еще три коридора и еще три надзирателя. Мейсон коротко кивнул каждому и дождался, когда откроется последняя дверь. Наконец она открылась, и он вошел в маленькую овальную комнату-островок размером шесть на девять футов, окруженную пуленепробиваемым стеклом, через которое были видны два яруса камер. Заключенные называли контрольную комнату «аквариум». Видеть, кто там внутри, через такое стекло они не могли — их взгляду представало лишь зеркальное отражение собственных камер, день за днем напоминая им о том, что они не увидят ничего другого. По крайней мере, в этой жизни, подумал Мейсон, когда за ним громко захлопнулась дверь.
За изогнутым металлическим столом, заваленным блокнотами, бумагами и уставленным кружками с потеками кофе, сидели два человека в зеленовато-коричневой форме. Они тотчас повернулись и поприветствовали начальника. Генерал, как они любили называть его за глаза, имел привычку посещать БУР по меньшей мере раз в месяц и всегда разговаривал с персоналом. Затем он выбирал несколько заключенных и тоже вступал с ними в беседу. Таким образом, полагал Мейсон, в его появлениях не было ничего необычного, что особенно важно, когда ты отвечаешь за содержание под стражей пары тысяч сердитых мужчин.
Мейсон посмотрел на камеры. Семь из двадцати трех заключенных сейчас находились во дворе на прогулке. В том числе и Роббин. Остальные либо смотрели телевизор, либо спали. Один сидел на унитазе. Несколько человек что-то выкрикивали — то ли обращаясь друг к другу, то ли просто так, сами по себе. У большинства заключенных блока в голове давно поселились демоны, темные тени прошлого. Сидя взаперти каждый день в течение двадцати трех часов, заключенные порой сходили с ума. Любой из этих людей находится на той или иной стадии помешательства, подумал Мейсон. За исключением одного.