Но бедный, измученный мозг Эбби истолковал поведение незнакомца по-своему.
— Вы что… Вы что?! Вы думаете, я сама виновата в том, что меня похитили?! Знаете, я тоже терпеть не могу, когда жертва уверяет… это не в том смысле, что я жертва, я никакая не жертва, но просто… О черт!
Она так бурно жестикулировала, что все-таки свалилась с лошади — прямо в объятия незнакомца.
Он поймал ее, на секунду прижал ее к груди, твердой, как камень, а потом отпустил, и Эбби невольно соскользнула на песок. Пытаясь удержаться, она обхватила его тело руками. Он весь состоял из сплетений стальных мышц. Эбби не могла понять, отчего мир вокруг нее так странно кружится — от усталости, от падения или от этого пленительного ощущения сильного тела в ее руках.
— Отпустите меня… — в смятении пробормотала она.
— Я вас не держу, — ответил незнакомец, с иронией глядя на тонкие пальцы, все еще цеплявшиеся за его одежду. Но Эбби могла поклясться, что в этой иронии мелькнула неожиданная нежность.
Потом он вдруг нахмурился, отчего его брови сошлись в одну линию над яркими голубыми глазами.
— Что это?
Она проследила его взгляд и увидела, что место укуса на ее плече сильно опухло.
— Не знаю. Укусил кто-то.
Он быстро положил ладонь на ее лоб, потом наклонился ближе, внимательно рассмотрел пораженное место, провел по нему пальцами…
— Ой! Что вы делаете?! Больно! — вскрикнула Эбби, пытаясь вырваться, но он крепко удерживал ее локоть. Просто удивительно: после всех этих кошмаров он так беспокоится из-за пустяков.
— Не знаете вы пустыню. Она может быть очень опасна. А вы едете сюда, одеваясь, как на пляж, и даже не думаете о защите от насекомых.
Эбби очень хотелось что-то возразить на его надменную тираду, но спорить было трудно — ее костюм и вправду едва превосходил размерами купальник. Она на всякий случай потянула края шортов вниз и заносчиво ответила:
— У меня была фотосессия. Не я выбираю, что надевать на съемки. И репеллент я использовала. Да! Он входил в состав солнцезащитного крема. Кажется. Так было на тюбике написано. И я им очень густо намазалась, потому что сильно обгораю, у меня такая кожа… И вообще, я хочу обратно в отель! — заявила Эбби, устав от чувства уязвимости, которое он почему-то у нее вызывал.
Высокомерный незнакомец выглядел совершенно ошарашенным. Она таки пробила брешь в его броне! Но потом он вдруг рассмеялся:
— Я не таксист.
Эбби сникла. Она действительно держалась как капризная туристка. Она вздохнула и сказала виноватым голосом, чего красавец, кажется, совсем не ожидал:
— Вы правы. Извините. И простите, что я говорю это только сейчас, но я очень, очень… благодарна вам.
Эбби говорила искренне. Но в груди вдруг начал крутиться новый комок ледяного страха. Она только сейчас начала понимать, до какой степени в его власти. «Но ведь он же хороший, — уговаривала она себя. — Он наверняка хороший. Это же видно».
А незнакомец опять молча смотрел на нее, и блестящие темные брови опять слились в одну линию.
Зейн не ожидал такой стремительной перемены, но она произвела на него впечатление.
— Я вовсе не ждал благодарности.
— Я понимаю. Но хочу, чтобы вы знали, что я вам очень признательна.
— Как вас вообще занесло одних в пустыню? — Его голос звучал раздраженно.
Эбби судорожно вздохнула. Она чувствовала, как слезы подступают к глазам, но сумела взять себя в руки. Факты, она должна рассказать ему только факты.
— Мы должны были снимать рядом с городом, но никто не принял во внимание свадьбу. Вы знаете, там была большая свадьба? — Эбби старалась не смотреть на него. Голубые глаза на смуглом лице светились так ярко, что она почти слепла. — Это все усложнило — нужно было разрешение специальное, и толпы народа всюду, и наш продюсер распорядился, чтобы мы ехали в пустыню. Мы сидели в аэропорту, пили кофе, и тут пришло письмо от заказчика, чтобы мы ехали туда. Кто же знал… Я даже сначала подумала, когда меня…
Ее опять замутило при воспоминании о грубых мужских руках, скрутивших ее.
— Я так надеялась, что это все какой-то рекламный трюк… — Эбби замотала головой, не в силах дольше сдерживать слезы. — Я чувствую себя такой грязной…
Она имела в виду не только песок, который, казалось, проник ей в каждую пору, не только грязь на своей рваной одежде.
Зейн понимал это, но все-таки кивнул в сторону нескольких запыленных деревьев: