Пролог. Удушница
Толстая кухарка с ювелирной осторожностью водрузила на столешницу хрустальную вазу и, развернувшись, торопливо зашагала обратно вглубь кухни. Ожидая ее возвращения, Агния привалилась к стене и с любопытством принялась разглядывать оставленную женщиной вещицу: в кристально прозрачных стенках чаши плясало пламя свечей, стоявших на тёмном от копоти подсвечнике. На кухне было жарко и смешивалось столько разных запахов, что нельзя было понять, готовили сейчас мясо или выпечку. То, что подавали на стол Княжне и членам ее семьи готовилось в другом крыле дворца, но Агнии, почему-то, велели прийти на кухню для прислуги.
— Снова повезло тебе, да? — хохотнула кухарка, вновь приближаясь к столу и волоча в руках большой таз с чем-то красным. — Хотела б я на Княжну поглядеть, да меня, старуху, к ней уже не пустят.
Агния шагнула вперед и вытянула шею, с любопытством глядя на то, как женщина выудила что-то из красной кучи и поднесла к подсвечнику, чтоб получше разглядеть. В пухлых пальцах кухарки блестела спелая алая ягода вишни.
— Это ещё откуда? — удивленно воскликнула Агния.
— Да черти его знают, — пробурчала старуха и, убедившись, что ягода, которую она разглядывала, выглядела хорошо, опустила её в вазу. — Страшно представить, что бы со всеми нами сделали, если бы эту несчастную вишню раздобыть не получилось.
На дворе стоял морозный февраль. В Костре снег не сходил круглый год, поэтому самое нужное растили в больших теплицах. Всяческие изыски для Княжны привозили из соседней Чегренейской Империи Гончие.
— Из Чегренеи привезли? — спросила Агния, и тут же громко взвизгнула, получив по руке за попытку стащить ягоду. — Но там ведь сейчас тоже зима, — задумчиво протянула она, потирая ушибленную кисть.
— Так Чегренея же большая, дурья твоя бошка! — раскатисто засмеялась кухарка, продолжая перебирать вишню. — Это, стало быть, с юга.
— По рассказам Гончих, до юга минимум неделю добираться, — заметила Агния снова, как бы невзначай, подбираясь к тарелке. — И за всё это время ягоды не испортились?
— Как видишь, — бросила старуха, грубо отпихивая её локтем от стола. — Чего привязалась? Моё дело стряпнёй с утра до вечера заниматься.
Агния вздохнула и, сложив руки на груди, принялась ждать, пока кухарка отберет лучшие ягоды и сложит их в вазу. Завершив наконец своё дело, старуха поставила вазу, полную самых спелых и красивых ягод на поднос и вручила служанке.
— Узнаю, что ты что-то стащила — руки оторву! — прикрикнула она напоследок и вытолкала служанку за дверь.
Сердце Агнии бешено заколотилось, когда она, запнувшись, едва не опрокинула вазу. Перехватив поднос покрепче, служанка поспешно направилась к тронному залу.
Всеобщих восторгов по поводу Княжны она не разделяла. Разумеется, тем, кому не приходилось прислуживать ей лично, было не понять, что эта «честь» из себя представляла. Агния постоянно терпела крики и оскорбления от своей вздорной госпожи, а порой даже получала тяжёлые звонкие пощечины, если не слишком тщательно полировала подлокотники её кресел или подавала недостаточно горячий чай. Ещё даже не попавшись на глаза Княжне, Агния уже мысленно перебирала причины, по которым могла оказаться виновата перед ней сегодня.
Взгляд служанки снова вернулся к вазе с вишней. Прислугу во дворце кормили досыта, но без излишеств, а скудного жалования хватало разве что на починку обуви и оплату обучения.
Часто бегая по темным коридорам из полированного камня от одного конца дворца до другого, Агния мечтала о том, что когда-нибудь сможет наконец вырваться отсюда и заниматься чем-то более уважаемым. Возможно её возьмут варить зелья для какой-нибудь лавки или выращивать травы и овощи в теплице. Вот тогда она точно позабудет о фиолетовых синяках от господских перстней!
Агния спустилась по лестнице и уже собиралась ступить в коридор, ведущий к тронному залу, но вдруг остановилась. Ягоды в тарелке соблазнительно переливались горсткой полированных рубинов. Княжна ведь не знает точно, сколько ягод ей должны принести, так почему бы не стащить парочку?
Агния воровато оглянулась, и, убедившись что за ней никто не следит, закинула в рот несколько вишен. На языке разлилась приятная сладость, и служанка готова была поклясться, что ничего вкуснее в жизни не пробовала. Она еле убедила себя больше ничего не трогать и направилась наконец туда, куда её послали.