– Ты спускался в подземелья, в которых у тебя была возможность, – возможно, Ловефеллу показалось, или уголки губ ван Бохенвальда слегка приподнялись, – допрашивать подозреваемых. Взбирался на монастырские башни, чтобы с высоты взглянуть на землю, которую мы защищаем. Ты провёл много дней в наших библиотеках и лабораториях, где углублялся в секреты тёмных искусств, чтобы получить возможность более эффективно бороться с врагами веры.
Ловефелл не подтверждал слова Мариуса, ибо в этом не было необходимости.
– В конце концов, как один из немногих ты удостоился величайшей благодати и величайшей чести, получив возможность собственными глазами увидеть нашего Господа.
– Я храню в сердце этот образ, – ответил в соответствии с истиной Ловефелл.
– Как и мы все, – согласился с ним Мариус. – Так могу ли я сказать, что ты узнал Амшилас в глубь, в высь и в ширь?
На этот раз ван Бохенвальд ожидал от него ответа.
– Насколько мне было позволено: да, – ответил он.
– Амшилас не только здание, ширину, высоту и длину которого можно измерить. Это не только строение, архитектурные планы которого мы можем разложить на столе. Это много, много больше, мастер Ловефелл. Когда я открою эту дверь, и когда ты выйдешь на балкон, окружающий башню, в которой мы находимся, ничто уже не будет таким, как было. Готов ли ты, Арнольд?
– Не знаю, – честно ответил Ловефелл после долгого раздумья. – Думаю, что стоит, если ты думаешь, что я готов.
– Именно так я и думаю, – серьёзно сказал толстяк и толкнул дверь.
Инквизитор сделал шаг вперёд и, стоя на балконе, огляделся вокруг, ошеломлённый простирающимся перед ним видом. Бохенвальд был прав. С этих пор ничто уже не могло было быть таким, каким было до сих пор.