«Я попал в беду», – уныло подумал Ловефелл, но лишь вежливо склонил голову.
– Не беспокойтесь, дорогой мастер, в связи с моим присутствием, ибо я пришёл как друг, а может, и для того, чтобы разъяснить вам некоторые вопросы, которые от вас до сих пор скрывали.
– Упаси Боже, чтобы я принуждал вас к каким-либо откровениям, – ответил инквизитор, понимая одновременно с произнесёнными словами, что перед ним стоит человек, которого никоим образом нельзя было бы принудить к чему бы то ни было.
Мариус ван Бохенвальд искренне улыбнулся.
– Мне известен ваш интерес к одной женщине, и я пришёл объяснить вам, что это дело не стоит ни вашего времени, ни вашего внимания.
– С полным смирением принимаю этот совет, – ответил Ловефелл. – И не промедлю ему последовать.
– Меня это очень радует. – Ван Бохенвальд, очевидно, хотел кивнуть, но подбородок помешал ему это сделать. – Так же, как меня радует ваш интерес к одному мальчику, за начинаниями которого мы наблюдаем с далеко простирающейся доброжелательностью.
«Сейчас будет какое-нибудь «но»», – подумал Ловефелл.
– Однако, несмотря на всю, как я уже упоминал, нашу доброжелательность, мы не думаем, чтобы в его случае следовало предпринимать действия слишком поспешные, направленные на то, чтобы, как бы это сказать, в любой форме выделять его в будущем, ближайшем или дальнейшем. Оставим это дело его естественному течению. Не будем также нагружать других людей весом ни для чего не нужных им знаний о семье парня и его прошлом.
– Всё будет сделано в соответствии с вашими пожеланиями, господин ван Бохенвальд, – ответил Ловефелл. – Впрочем, я уже позволил себе принять соответствующие меры, – добавил он, думая о разговоре с Куттелем.
– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, Арнольд, – сердечно сказал ван Бохенвальд.
– К вашим услугам.
Должен ли он рассказать толстяку о встрече с колдуньей, и – прежде всего! – о Шахор Сефер? Может быть. Но он не мог заставить себя это сделать. Сначала надо было всё обдумать, привыкнуть к видениям из прошлого, которые всё сильнее атаковали его разум. Впрочем, пока никто не мог его ни в чём упрекнуть. Только когда он доберётся до Амшиласа, это станет серьёзной проблемой, и ему придётся принимать решение, рассказать ли начальству о тайне Чёрной Книги. Ибо если они уже знают о связанной с ней тайной... Если они знают о старой ведьме, Катерине, Мордимере и Нарсесе... И если они знают, что Ловефелл знает... И если Ловефелл не подаст отчёт... «О да», – мысленно вздохнул инквизитор. – «Тогда, по всей вероятности, они превратят мою жизнь в ад».
– Инквизиториум напоминает башню, Арнольд. Ты стоишь на одном из верхних этажей этой крепости, и, озирая мир, ты видишь гораздо дальше, чем обычные люди или даже подавляющее большинство инквизиторов. Но ты хорошо знаешь, что над тобой есть ещё этажи, на которые, вероятно, ты когда-нибудь будешь приглашён.
Ловефелл молча кивнул. В жесте не то благодарности, не то согласия с таким поворот дел.
– Может быть, и над тобой есть этаж, о существовании которого ты даже не подозреваешь, – сказал он спокойно, потому что, вопреки здравому смыслу, решил уязвить ван Бохенвальда.
Толстяк только рассмеялся. Он смеялся так искренне, что аж задрожали его жирные щёки, затряслись многочисленные подбородки, заколыхалось огромное брюхо.
– Арнольд, дорогой Арнольд! – выдавил он. – Я свято верю, что надо мной не один этаж, а целая новая башня.
Он весело махнул рукой.
– Этаж, говорит. Вот это здорово!
Он повернулся и кивнул Ловефеллу на прощание.
– Прощай, весельчак, – сказал он сердечным тоном.
– С Богом, мистер ван Бохенвальд, – ответил инквизитор, и на этот раз ему уже было не до шуток.
Толстяк отошёл утиным шагом, и его большой зад дрожал, как фургон, полный сена.
– Ты потратил много времени, чтобы найти мать. А случалось ли тебе подумать об отце? – Спросил он, даже не поворачивая головы.
Ловефелл наблюдал, как он уходил, раздвигая толпу, словно бесформенный галеон, плывущий среди лодок.
– Случалось, – ответил он, но был уверен, что его уже никто не услышал.
Второй этаж башни
Саламандра смотрела на Ловефелла глазами, напоминающими мерцающие искорки.
– Найдёшь меня в багровом пламени, – пропищала она.
Инквизитор наклонился и позволил зверушке взойти на ладонь, но она лишь промелькнула на его запястье, спрыгнула и исчезла в кустах. По-видимому, роль, которую ей назначили, начиналась и заканчивалась на произнесении этого предложения.
– Найдёшь меня в багровом пламени, – повторил Ловефелл. – Я знаю, что это значит, но не знаю, кто тебя прислал.
Он подождал, пока успокоятся дрожащие на ветке листочки, потом встал.
– И не знаю также, для чего я потребовался. – Вдруг он улыбнулся собственным мыслям. – Хотя голову дам на отсечение, ни для чего хорошего, – добавил он.
Полученное сообщение исходило от человека, умеющего заклинать магических существ и знающего об умении Ловефелла путешествовать в иномирье. Это во-первых. Во-вторых, сам вид отправленного существа тоже о кое о чём свидетельствовал. Разве таким образом таинственный посланник не демонстрировал характер своего хозяина? Разве, в таком случае, это не был маг или ведьма, которые специализировались в использовании стихии огня?
Ловефелла окружали языки пламени, сияющие всеми возможными цветами. Однако только один из них можно было назвать багровым. Инквизитор осторожно сделал шаг в его сторону, а потом столь же осторожно протянул руку и окунул пальцы в огонь. Пламя, казалось едва тёплым, как перчатки, нагретые у костра. Но когда Ловефелл вытащил из него руку, он увидел на ней надпись: «Если ищешь её, найдёшь меня».
Слова были написаны на персидском языке, но с помощью арамейского алфавита. Это тоже был явный сигнал. Да и послание было более чем ясно. Кого ещё мог иметь в виду таинственный маг, если не Прекрасную Катерину?
Ловефелл до этого уже задавался вопросом, может ли простой трюк с астральной нитью, который он применил в поисках Анны-Матильды и позже Мордимера, дать хоть что-нибудь на этот раз. Катерина почти со всей уверенностью была в монастыре Амшилас, но инквизитор хотел убедиться, что слово «почти» имеет в данном случае значение. Однако после разговора с Мариусом ван Бохенвальдом поиски ведьмы могли быть истолкованы как нарушение выданных предписаний. В Амшиласе ценилась инициатива, интеллект и любовь не только к истине, но и процессу достижения этой истины. Но в Амшилас принимали только тех, для кого было характерно абсолютное послушание. С другой стороны, однако, они прекрасно знали, что послушание на поле боя иногда бывает губительно для армии, слушающейся приказов заблуждающегося генерала. А чем же ещё были инквизиторы, если не армией, яростно сражающейся с врагом, который, как «лев рыкающий», скрывался повсюду, куда только дотягивался взгляд? Ловефеллу задали бы лишь несколько вопросов: для чего ты ищешь эту женщину? Почему ты хочешь узнать больше о её жизни и способностях? Кому должны послужить знания, которые ты получишь? И, честно говоря, инквизитор, не очень представлял себе, как ответить на так поставленные вопросы. Или, может, не совсем так. Смог бы ответить, но сомневался, что ответы удовлетворили бы вопрошающих. Ибо он знал, что, узнавая о Катерине, узнает и о её сыне. И тогда, может быть, узнает, как восстановить Шахор Сефер, независимо от того, что это могло бы означать для того, кто носил в себе Книгу.
– Если ищешь её, найдёшь меня, – повторил он.
И в этот момент он понял, что может спокойно послать астральную нить, потому что она вовсе не приведёт его к Катерине. Кто-то, кто передавал ему сообщение, по-видимому, знал, что инквизитор будет искать ведьму, и, вероятно, умел сплести такое заклинание, чтобы астральная нить вывела Ловефелла не к ней, а к...
Вот именно: к кому?