— Уж не думал ли он, что мы его подозреваем? — спросил полицейский.
Сватомир только пожал плечами, и его больше не расспрашивали.
Сразу же после свадьбы Схованек увез Клару в город Рожице, где теперь служил.
Свадьба была скромная. А вскоре и Рудольф женился — по объявлению: о невесте он ничего не знал, кроме того, что у нее приличное приданое. Виктор остался в доме, Рудольф согласился на это, потому что Виктор как будто совсем бросил пить. Опрятно одетый, он по вечерам прислуживал гостям в трактире, днем помогал брату по хозяйству.
Радуга размеренной и благополучной жизни снова раскинулась над старым домом Фассати, где по-прежнему неутомимо хлопотала Амалия.
— Ах, не дождался этой радости наш старый хозяин! — сокрушалась она.
У Роудного Густав и Петр застали Грдличку-младшего, который наконец с нескончаемой военной службы вернулся домой. Пока длилась Балканская война, да еще после нее, их полк держали в казармах «на всякий случай»: может быть, все-таки будет война с Сербией.
Грдличка представился Петру, — собственно говоря, они ведь давно знают друг друга. Назвавшись, он добавил:
— Сейчас безработный.
Роудный продолжал разговор. Говорил он словно по-писаному:
— Мы боремся за коренное преобразование существующего экономического строя, потому что он несправедлив. Человечество станет счастливо, лишь когда покончит со всеми привилегиями, социальными, экономическими и политическими, и создаст равные права для всех. Для всех людей! — восторженно воскликнул портной.
— Да, да, я тоже обеими руками голосую за это! — сказал Грдличка и поправил черный галстук. — Только боюсь, что это будет не раньше чем через сотню лет.
— Это произойдет, как только средства производства и земля станут общественным достоянием, — возразил Роудный. — Сейчас, когда у нас есть парламент, избранный на основе прямого и равного голосования, эта программа начнет постепенно осуществляться, — продолжал он и торжествующе взглянул сверху вниз на художника.
— Есть парламент, а над ним верхняя палата да еще император, — скептически возразил художник. — Я-то согласен с социал-демократами по всем пунктам, вот только согласится ли, например, Штернберг или Шварценберг[70], которого называют королем Южной Чехии, отдать вам хотя бы один гектар своей земли. Черта с два!
— Представь себе, что через десять лет социал-демократия завоюет большинство в парламенте. Что может сделать такой парламент? Он может принять любой социалистический закон, какой захочет. Социалистический!
Художник, приземистый человек с усиками, деланно усмехнулся и тряхнул каштановой шевелюрой.
— Что-то не верится! Еще ни один парламент не принимал таких законов. Такие перемены может принести лишь революция. Верхняя палата их не утвердит, император наложит вето.
— Ну, — развел руками портной, — если не выйдет добром, пролетариат не отказывается от своего права на переворот, он объявит всеобщую забастовку.
— А чем она кончилась в России в девятьсот пятом году? — возразил Грдличка. — А ведь какая была революция!
— В России последнее слово еще не сказано, — сдержанно возразил Роудный. — У русских товарищей теперь, по крайней мере, есть большой опыт. Я верю, что там еще предстоят великие события.
— Я тоже верю в Россию, — вступил наконец в разговор Густав. — Русские сбросят царя и начнут жить по-новому.
— Ну, террором там пока что ничего не добились, — продолжал Роудный. — Ни в России, этой стране погромов, ни вообще где бы то ни было. Анархисты больше вредят делу социализма, чем помогают ему. Убили царя Александра, а новый царь повесил и послал на каторгу тысячи людей. Лучших людей России!
— Петициями да иконами от царя тоже ничего не добьешься, — усмехнулся Грдличка. — Это стало ясно в самом начале русской революции. Поп Гапон повел рабочих к дворцу с петицией, а потом оказалось, что он куплен полицией, и революционеры его казнили.
— Революцию в России начал не Гапон, — рассердился портной. — Думать так — ошибка, большая ошибка! Революция назревала давно, ее готовили рабочие и студенты. Сколько их казнено и сослано в Сибирь! — Он повернулся лицом к низкому оконцу и, держа в руках раскроенный материал, сказал нахмурясь: — Армия, чиновники, полиция, не говоря уже о церкви, — вот столпы, которых не смог свалить пролетарий. То же и у нас — монархия держится благодаря полиции, армии и католической церкви.
— Именно так я и говорю, — вставил Грдличка. — Может быть, лет через сто люди поумнеют. Но в наше время... нет, не дождемся мы падения этих столпов.