Молодой владелец пекарни Боровичка, конкурент Хлума, пригласил его поговорить: мол, он собирается расшить дело и охотно взял бы опытного пекаря на выпечку черного хлеба, чтобы самому заниматься только булками.
Но Хлум, готовый наняться помощником пекаря в Вене, здесь, в Ранькове, где его знали, не принял выгодного предложения. Профессиональная гордость, жестоко ущемленная, заставила его отказаться.
Он стал ездить по городкам и местечкам, ища небольшую пекарню с лавкой. Но ничего подходящего не было: какие-то жалкие дыры, да еще за бешеные деньги.
Неумолимо приближался день выселения, денег стало еще меньше, перспектив по-прежнему никаких. Оставалось только место у мельника Бареша, который предложил его Хлуму сразу же после продажи домика с торгов. При своей мельнице, в часе с лишним ходьбы от Ранькова, на хуторе, в лесу, Бареш выстроил пекарню. Мол, деревенские нынче уже не хотят печь хлеб сами, им некогда этим заниматься. Если им привезти хлеб под самый нос, — это сделает Барешов батрак Францек — все охотно купят товар Хлума.
Хлум снова побывал у Бареша, и они ударили по рукам.
И вот бывший хозяин пекарни, вместе с Францеком, с раннего утра начали грузить свою мебель на телегу.
— И чего тебя несет в такую даль? — укоризненно проговорил, подходя к ним, Трезал, разобиженный на Хлума за то, что тот ничего не сказал ему о своем решении. — Это же глупо! Такой замечательный пекарь и хочешь схоронить себя в этой дыре!
Францек хихикнул.
— Мне бы только поскорей убраться из этого проклятого дома и из города, — раздраженно сказал Хлум.
Ему здесь все стало чужим и враждебным, казалось, что его обидел весь город и все глядят на него неприязненно, как на чужака.
— Будь здоров, Трезал! Мы еще увидимся, не в Америку же я еду. Будь здоров!
— Кто не слушает доброго совета, тому ничем не поможешь! — сердито проворчал сапожник, но все-таки помахал рукой. — До свиданья!
Трижды обернулись Хлум и Францек с телегой, перевозя свой скарб на мельницу, и всякий раз Милорд провожал их отчаянным лаем. Мебель, кое-как погруженная на воз, весело потрескивала.
Как быть с этой мебелью, где ее сложить? В одну комнату при пекарне она не войдет. Хлум готов был продать ее по дешевке, но жена цеплялась за каждую вещь, как за реликвию былой жизни. Все это нам еще понадобится, уверяла она, мы недолго проживем на мельнице. Не похороним же мы себя на всю жизнь в этой лесной трущобе.
По дороге им встретилась Ержабкова со своими девочками. Она не поднимала глаз, видно, была очень озабочена чем-то, и не заметила Хлума, но когда он проехал, обернулась и тяжело вздохнула: ей все-таки было стыдно, что она не заплатила долга.
Когда Хлумовы ехали в последний, третий раз, на улице уже смеркалось, было сыро и холодно, в лавках зажигали керосиновые лампы. Напротив статуи св. Яна возу загородили дорогу солдаты, возвращавшиеся со стрельбища. Пришлось переждать, пока они пройдут.
В этот момент на площади появился командир гарнизона майор Ренгсмут, окружной начальник Гейда и законоучитель Коларж. Завидя такое начальство, обер-лейтенант фон Фогельзинг обнажил саблю и заорал во все горло:
— Рехтс шаут![41]
Лошади мельника испугались крика, Францек едва держал их на месте.
— Тпрр-р!
Альма Вальти подошел поближе, его рассмешил испуг коней, он принялся хохотать, запрокидывая голову, и радостно хлопать себя по ляжкам.
«У, паскуда! — в ярости подумал возница. — Не будь тут господ, уж я бы огрел тебя кнутом, поганая харя!»
Тут барабанщик неистово ударил палочками, рассыпав сумасшедшую дробь, — шеренга зашагала четче: айн, цвай, драй!
Кони мельника снова рванули.
Господа приветливо улыбнулись солдатам; вместе с ними, казалось, улыбается и св. Ян Непомуцкий.
— Ах, сволочи! — закричал возница на коней, размахивая кнутом.
Господа осторожно оглянулись — не к ним ли это относится. Опасаясь угодить под колеса, они поспешили отойти в сторонку.
Глава девятая
Прошло несколько лет, прежде чем Хлум и Трезал снова стали соседями.
— Говорил ведь я, что зря ты уезжаешь из города! Говорил! И зачем ты только уезжал, Иозеф! — сказал сапожник. — Я же знал, что этот твой мельник пустобрех и пьянчужка. Ты ему был нужен только затем, чтоб похвалиться, что у него, мол, мельница с пекарней, значит, можно продать ее подороже.
— Твоя правда, старый друг, — ответил Хлум. — Но все нужно познать на собственной шкуре, иначе человек не поймет. Каждый должен испить свою чашу.