Сестра Рейза передернула плечами, заторможенно повернулась.
— Дженна? — Рейз подался вперед, вздрогнул, глядя на расчерченное алыми полосами лицо Дженны. Маладия вошла в последнюю стадию.
— Не мешайте, — сказала ему Силана. — Посидите в углу. Дженна, я здесь, чтобы помочь вам. Посмотрите мне в глаза.
— Р-рейз… — Дженна едва могла выдавить имя брата. Вряд ли она до конца осознавала, что происходит.
— Я здесь… — Силана раньше не слышала, чтобы он говорил так: нерешительно. Уязвимо.
— Н-не вижу… Я т-тебя не в-вижу.
Она говорила жалобно, как маленький ребенок. И ждать больше было нельзя.
— Назад, — резко сказала Силана, когда Рейз шагнул навстречу сестре. — Не трогайте ее.
— Р-рейз…
Дженна не говорила — шелестела.
И Силана тянулась вглубь себя, к тому, что никто и ничто не могли отнять — к первоначальному, сияющему свету Майенн.
Госпожа моя в пламени, проведи меня по струне. В правой моей ладони пламя, в левой моей ладони пламя, и оно станет маяком для тех, кто блуждает во тьме.
Искры сорвались с ее пальцев, и тепло потекло под кожей.
То, что Силана делала, было правильно.
Дженна выдохнула удивленно, подалась навстречу, слепо, болезненно.
Когда-то Силана этого боялась, потом поняла, что для них — для умирающих, для тех, у кого не оставалось ничего кроме чуда — это было необходимо.
— Госпожа моя. Огонь в моей крови. Красная моя дева, силой твоей, властью твоей я благословляю эту женщину.
Силана зачерпнула Пламени — того света, что тек внутри — и направила потоком.
Выжечь заразу, залечить раны.
Дженна содрогнулась, вцепилась в руки Силаны.
Болезнь заурчала — недовольно, зло. Она успела угнездиться в теле, нашла в нем дом и привыкла считать его своим.
Силана пришла выжечь этот дом огнем.
Многоликое чудовище с окровавленными клыками скалилось и шипело.
Ты больше не можешь меня выгнать. Ты ослабела. Ты испорчена, испачкана.
Но его слова, которые заклеймили бы ее совсем недавно, больше не имели значения.
Силана жила и дышала пламенем, и все, что было до и после не имело значения.
Пламя текло сквозь нее, и этот поток казался бесконечным.
Но она знала его пределы.
Не раз позволяла себе заглянуть — дальше, за светящуюся границу, где ласковая и черная ждала чернота.
Отдых.
Тишина.
Силана не могла позволить себе уйти. Что-то держало ее, что-то очень важное, почти забытое, что она никому не смогла бы объяснить.
Все наносное и неважное выцветало и облетало шелухой, и оставалось только счастливое, глубинное, настоящее.
«Ты не сможешь. Тебе не хватит сил».
Но Силана вдруг поняла, что справится — если зачерпнуть все, собрать до последней капли, до последней искры, вытянуть пламя даже из пепла, из углей. Из прошлого и будущего одной единственной, ослепительной вспышкой — да, она могла вылечить Дженну.
Не растягивая, не давая болезни время восстановиться.
«Ты умрешь, в тебе не останется ничего кроме пепла, и ты умрешь».
Она многих не спасла за эти годы. Столько раз приходила слишком поздно, столько раз была слишком ослаблена. Уступала — своим слабостям, усталости, страхам.
Но в этот раз — здесь, в этой новой, непонятной мирной жизни — Силана могла помочь.
Дженна светилась изнутри, и сила Пламени текла в ее крови — поток, который Силана направляла и черпала из себя.
Ну же, еще немного.
Там, под пеплом, под болью, под всем, что она не могла себе простить, еще был свет.
Сила, которая меняла все вокруг себя.
Это было больно –вычерпывать себя без остатка. Больно и правильно.
За время войны Силана привыкла, что всегда нужно смотреть вперед, думать о том, чтобы сохранить сил на следующий шаг, на следующий бой. На еще одного раненого, еще одного, еще одного…
Они никогда не заканчивались.
Вычерпать себя без оглядки было так… здорово.
Силана чувствовала себя свободной.
Дженна оживала у нее на глазах: заблестели волосы, появился румянец на щеках.
Болезнь отступала, таяла, осыпаясь пеплом: как снег с неба. Оказывается, это тоже могло быть красивым.
«Ты проклята. Ты больна, и тебя не вылечить, не исцелить пламенем. Твои страхи не прогонит молитва».