Он летел затяжным, ничего не видя под собой, не полагаясь на автомат, отсчитывал секунды под гул крови в ушах. Над головой хлопнуло, плечи рвануло. Купол раскрылся в пятистах метрах над землей. Он опускался быстро, приготовив оружие и следя, чтобы не перекрутило стропы. Ветер отнес его немного к западу. Джек мягко упал наземь, купол, погаснув, повис на колючих кустах подле него. Ему пришлось повозиться, распутывая складки серой ткани. Потом он закопал парашют и спрятал под куртку СТЭН. Определился по компасу и споро зашагал к востоку, слегка взрыхляя каблуками оттаявшую землю.
Спустя полчаса Уэйн выбрался на шоссе, сверил время. Оказалось без десяти два. Очень славно. Спустя восемь минут послышался звук двигателя, и машина с погашенными фарами остановилась подле. Безобидный внешне пароль, такой же отзыв. Попутчик сел в машину одного из функционеров оккупационной администрации Арнхейма — человека преданного и абсолютно надежного. Оружие исчезло в тайнике под полом — можно достать мгновенно, только нагнись.
Бритт откинулся на спинку и уснул, жалея только, что ночь уже почти прошла. Проснулся Джек, то есть теперь уже Жак, только под утро, когда они въезжали на окраину города, и благополучно миновали пост комендатуры. Документы сработали отлично.
Утренний полусвет очертил острые кровли домов и шпиль ратуши возле главной площади. У дверей ратуши стояли часовые в серо-зеленом, с винтовками, в глубоких шлемах. Было 5:45. До начала рабочего дня оставалось почти полтора часа. Мимо проехал черный лакированный автомобиль с флажком на крыле, направляясь туда, куда пошлют Джека Уэйна люди, оставшиеся в Британии.
Глава 3
Понятие орднунга течет вместе с молоком матери в немецкой крови. Поезд подали на станцию минута в минуту. Конвоиры рявкали сиплыми гортанными голосами, гоня к составу грязно-серую колонну заключенных, и почти так же рявкали собаки на поводках. На тормозных площадках товарных вагонов устроились автоматчики, с тендера паровоза вдоль состава смотрел ствол станкового пулемета. Немцы опасались прежде всего русских, которых в поезде было больше половины.
Заключенных загоняли в товарные вагоны под окрики и поощряли ударами резиновых палок, выпускаемых в массовом порядке фабриками Рейха. Виктора зажали в углу, но он, казалось, не испытывал неудобства, погруженный в себя. Дверь задвинули, и поезд на Бухенвальд отправился в путь. Для многих в вагонах путешествие это будет последним. Под темнеющим небом в пустынных полях черный паровоз тащил состав, груженный тоской, отчаянием и надеждами. Прожектор пробивал тьму голубовато-белым световым пальцем, и под стук колес играл на губной гармонике какой-то конвоир. На тендере клацнул пулеметный затвор, но грохот и встречный ветер заглушили звук. Паровозная труба рассыпала искры в синеватом воздухе.
В вагоне люди с трудом разместились поудобнее, осторожно вытянули ноги, кто-то напевал негромко, однообразно, пока его не попросили заткнуться. Виктор повернулся к соседу, баюкающему отбитую дубинкой руку, и тот встретил его прямой, тяжелый взгляд, словно бы подернутый пеплом.
— Болит?
— Еще так болит! Я б ему, суке…
— Тише. Давай, посмотрю.
Виктор осторожно провел ладонью от кисти к локтю. Острая боль стала тягучей, потом растаяла и пропала совсем.
— Умеешь, значит, — констатировал сосед.
— Мало умею, — Виктор сокрушенно покачал головою.
— У меня бабка тоже умела. Слова знала. Теперь уж померла.
— Царство небесное.
— Оно так. Хоша нам теперь вроде его отменили, это царство.
— Ну, ну. — Виктор отвернулся от словоохотливого собеседника и, казалось, задремал. Тот не обиделся.
Виктор погружался в полуголодный сон со смутными, неясными видениями, плывущими хороводом перед закрытыми глазами. Одно забытое воспоминание явилось отчего-то особенно ясно. Зеркало.
Старое зеркало в резной потемневшей раме. Оно казалось восьмилетнему мальчику огромным, от пола до потолка. Человек отражался в нем целиком. Витя стоял, задумавшись, в полутемной прихожей. Поковырял в ухе, не в силах решить, чем бы заняться, постучал пальцем по зубам, потом искоса взглянул. Зеркало отражало не его облик. Вместо знакомого темноволосого паренька в линялой голубенькой рубашке и серых шортах в глубине стекла, в сумраке зазеркального пространства стояла молодая женщина с каштановыми волосами до плеч и смотрела на него темно-синими глазами. Спустя секунду призрак исчез, так что он не успел заметить, как она была одета. Кажется, что-то вроде мужского коричневатого костюма.