Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям Советского правительства. Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами. Я ответил, что рад буду видеть у себя в гостях Шуленбурга и Хильгера». (Выд. — Авт.) [51]. «1941-й год. Книга вторая, Документ № 439».
Текст беседы ясно свидетельствует, что действия Сталина в Югославии спровоцировали Гитлера на то, чтобы принять «меры предосторожности на восточной границе». Кроме югославских событий Шуленбург упоминает «заявление Советского правительства о Болгарии, советско-турецкое заявление и др.» Он прямо говорит, что «Эти заявления Советского правительства создают впечатление, что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Тем самым Шуленбург говорит, что внешнеполитические действия Сталина произвели на Гитлера в точности тот эффект, которого Сталин, по нашему мнению, и добивался.
Для сторонников официальной версии начала войны, а также сторонников версии Суворова можно добавить следующее. Приведенный документ свидетельствует, что Шуленбург в доверительной беседе сообщил своему коллеге Деканозову, в чем состоит причина того, что Гитлер готов напасть на СССР. Он сказал, что надо что-то немедленно предпринять, чтобы эти слухи — читай намерения — пресечь, «сломать им острие». Шуленбург и Деканозов — это два человека, которые по долгу службы отвечали за отношения между СССР и Германией и, соответственно, гораздо глубже чем кто-либо еще понимали то, что происходило в тот момент между странами. Докладная Деканозова говорит о том, что содержание беседы было доложено Сталину. Если бы реакция Гитлера, о которой сообщил Деканозову Шуленбург, Сталина не устраивала, то он немедленно предпринял бы какие-либо дипломатические шаги, чтобы поддержать отчаянную попытку Шуленбурга и Хильгера и остановить надвигающуюся войну. Сталин ничего не предпринял. Говорить после этого, что война стала для него неожиданностью, или, что он ее боялся, просто невозможно.
Этот документ также демонстрирует, что и Хильгер, и Шуленбург искренне верили в то, что СССР проводил миролюбивую политику. Они не понимали той игры, которую вел Сталин и, рискуя жизнью, пытались спасти мир от надвигающейся войны. Фактически они выдали Деканозову тайный план Гитлера. При этом сам Гитлер понимал действия Сталина более адекватно и отдавал себе отчет в том, что Сталин поймал его в западню. Вместо союзника на востоке, на которого он рассчитывал, планируя войну с Великобританией, он получил врага, который в условиях войны с Великобританией представлял смертельную угрозу. Это была угроза войны на два фронта с двумя мощнейшими державами мира. Гитлер попытался вырваться из этой западни, напав на СССР первым, но тем самым он попал во вторую, уже смертельную ловушку Сталина. То, что Сталин мог желать его нападения, Гитлер представить себе не мог. На это и был расчет Сталина.
Описанная ситуация позволяет глубже понять причину, которая привела Гесса к решению совершить 10 мая перелет в Великобританию. Это была отчаянная попытка договориться о мире с Великобританией и, возможно, о совместных действиях против Сталина. Это была попытка реанимировать антикоминтерновский пакт.
В заключении этого параграфа обратим внимание на следующее. Новиков приводит в своей книге рассказ о разговоре между Молотовым и Сталиным, свидетелем которого он оказался.
«Так я нечаянно сделался слушателем довольно острого спора. Поначалу я слышал только слова Молотова, но и их было достаточно, чтобы уловить суть диалога.
– Да, готовимся, — говорил нарком: — Отменить? Почему отменить? Подожди, подожди, ведь мы же официально заявили югославам, что сегодня будем чествовать их. Об этом наверняка знает уже весь дипкорпус. Как, то есть неважно? Очень даже важно. А престиж Советского Союза? Да, положение, разумеется, изменилось, но настолько ли, чтобы менять нашу позицию? Нет, не вижу никакой необходимости. А я утверждаю, что нет никакой необходимости.
От возбуждения лицо Молотова покрылось румянцем, он повысил голос. Горячность чувствовалась и на другом конце провода — до меня явственно начал доноситься голос Сталина. Обоюдное раздражение собеседников непрерывно нарастало. Мне было и неловко, и неприятно слышать эту горячую перепалку, но меня связывало распоряжение Молотова остаться, и мне пришлось дослушать ее до конца. […] Спор был оборван прямым указанием Сталина: “Надо оставить эту затею, ставшую неуместной”». (Выд. — Авт.) [49]. Н.В. Новиков. «Воспоминания дипломата».