— Спасибо за елку. Что ты выкинул? Золотые слитки?
Он покачал головой:
— Нет, портативный компьютер. Если мы встретим метеорит или понадобится проверить вычисленную тобой орбиту, мне придется делать это карандашом на бумаге. Будет несколько медленнее, как ты понимаешь.
— Не беспокойся. Сейчас период спада метеорной активности, а моя орбита — правильная. Я вычислю ее лучше, чем в нашем полете назад, на Землю, который станет последним для меня. Я ухожу с работы, Лью.
— Рад за тебя, Джо. Не жалей, не стоит. Я уйду, как только получу первое предупреждение.
— Да, ухожу, — повторил я. — Буду жить в деревне. В питомнике. Ели и… розы — розы зимой.
Мы сели при 3 «Г», и я снова почувствовал резкую боль в груди и странную слабость. Через несколько минут все прошло. При лунной гравитации я встал легко.
Через воздушный шлюз мы прошли в Луна-сити. Я высматривал старого Ганса среди толпившихся около шлюза людей, но его не было, тогда я окликнул Портигью — друга Ганса:
— Портигью! Где Ганс? Я привез ему елку.
Портигью был так велик и толст, что, кажется, я догадался, почему он живет в Луна-сити — легко двигаться он мог, только при лунной гравитации.
— Поздно, — сказал он. — Ганс умер два дня назад. Мы выносим его через несколько часов.
В Луна-сити не было ничего лишнего, все привозилось за четверть миллиона миль с Земли. Когда люди умирали, их тела сохраняли до наступления лунной ночи, которая длилась 336 часов и замораживала остатки атмосферы. Затем тело погружали в катерпиллер, вывозили в скалы и оставляли там. Везти его на Землю не представлялось возможным.
Портигью вывел катер через воздушный шлюз. Лью и я сидели позади него, рядом с телом старого Ганса, покрытым простыней и лежащим на полу. Мы молчали. Не думаю, что смерть сделала нас молчаливыми; мы любили старину Ганса, но он был стар и смерть избавила его от Луна-сити, который он ненавидел. Нас заставила замолчать смерть снаружи: мертвые скалы, кратеры и сверкающие звезды.
Портигью остановил Катерпиллер возле Плоских Камней, которые служили кладбищем в Луна-сити. Мы опустили забрала наших гермошлемов и вышли. Портигью и я вынесли старину Ганса, его тело было поразительно легким. Лью шел позади, держа елку. Замерзшие на ней капельки воды превратились в сияющие звезды.
Мы положили тело, закрепили деревце камнями, молча постояли и вернулись в катерпиллер.
Мы сидели в катере, курили и смотрели через лобовое стекло. Елка стояла зелено-белая на фоне черных скал. Над нами была Земля. Я мог видеть Италию, светлую и ясную, но страна Ганса скрывалась декабрьскими облаками.
Молча Портигью завел мотор, мы вернулись в Луна-сити.
— Что ж, ребята, сейчас не помешает глоток виски, — сказал Портигью.
— Сначала медкомиссия, — ответил Лью. — Мы присоединимся к тебе позже.
Когда мы пришли в Центр, все космонавты уже прошли осмотр и нам не пришлось ждать. Полчаса спустя мы сидели в холле, ожидая, когда врачи заполнят наши карточки.
Чуть позже голос объявил:
— Майор Грейв, майор Дэвис, ваши карточки готовы.
Лью взял свою карточку первым. Она была голубой с надписью: «ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ».
Лью засмеялся.
— Слушай, Джо, — сказал он. — Тебе не нужен третий партнер разводить цветочки?
Я не ответил. Я смотрел на свою карточку, которую протягивал мне доктор — она была красной. Многие не понимают, что это значит. Это была карточка человека, затянувшего с уходом на пенсию. Это было началом истории, конец которой я только что видел у Плоских Камней.
— Только один полет, доктор, — сказал я. — Когда вернусь на Землю, уйду.
— Очень сожалею, майор, но вы знаете, что это невозможно.
Я знал. Знал, что спорить напрасно. Лью ушел. Мы, космонавты, понимаем, что получившего красную карточку лучше не утешать. Я посмотрел на врача, он отвернулся. Он был молод, возможно, это была его первая красная карточка. Я медленно вышел.
С крыши Луна-сити можно видеть небо: ночью вы увидите звезды и мягко сияющую Землю. Часами я просиживаю здесь, смотря на них и думая: «Я мог бы наслаждаться запахом роз».
Мюррей Лейнстер
ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА
Существует рассказ о психологе, который так изучал интеллект шимпанзе: вносил обезьяну в комнату, полную игрушек, выходил, запирал дверь и, припав к замочной скважине, пытался увидеть, что та делает. С другой стороны скважины на него смотрел карий глаз — обезьяна наблюдала за психологом.
Когда Бутча принесли на станцию, он был похож на пушистый мешок: из-за земного тяготения не мог стоять на своих тонких лапах.