— Ян! — крикнул мне Маковкин. — Ноги в руки, и на космодром. Делай что хочешь, но «Гамаюн» должен быть на орбите. Жди нам там!
В моей ладони очутился еще горячий лаузер, и я пулей вылетел из задымленного зала. На ступеньках лестницы наскочил на что-то тяжелое и мягкое. Малость придя в себя, разглядел, что по пути мне попался один из адъютантов: видимо, хотел дезертировать под шумок. Он почесывался и кряхтел. На закопченном мундире шелестели пучки канцелярских бланков с подписью и печатью Генералиссимуса. Я наступил на хобот челюстианца и быстренько, обеими руками, обобрал с его спины неожиданный урожай.
Куда теперь?
В грязи валялись какие-то искореженные обломки, среди которых то тут, то там вздымались статуи Генералиссимуса. Ни деревца кругом, чтоб можно было забраться и посмотреть, не виднеются ли где островерхие шпили звездолетов на космодроме. Ни кустика… Я прыгал с кочки на кочку, с обломка на обломок, на ходу рассовывая по карманам добытые бланки. Может, вскарабкаться на статую Генералиссимуса?
За моей спиной завизжал реактивными тормозами пневмокузов — небольшой семитонный грузовичок на воздушной подушке, самый быстрый вид транспорта для здешних мест. Водитель высунулся из кабины и принялся беззастенчиво меня разглядывать. Однако, увидев клочок бумаги с устрашающими подписью и печатью, чуть не выпал наружу. Демонстративно засунув лаузер за брючный ремень, я сел рядом с ним в кабину и скомандовал:
— На космодром!
Когда пневмокузов стартовал, я оглянулся назад. По развалинам уже скакали бронепрыги, а громадный четырехпушечный бронедав вломился в ворота резиденции Генералиссимуса. Раздались первые залпы.
Ох, как мне хотелось развернуть пневмокузов и помчаться туда, к своим, на выручку. Но — «Гамаюн»…
Вот и челюстианский космодром. Единственное место, убереженное от наступления всепланетного болота.
Космодром был обнесен высоченной стеной, которая от подножия до вершины густо обросла электрокустарником, зазубренные шипы которого роняли синие тысячевольтовые искры. У въезда расположилась батарея пушек, а перед самыми воротами был выкопан ров, где в грязной и ядовитой воде копошились саблезубые тритоны. Мост через ров был поднят. Пневмокузов затормозил. К кабине тотчас подскочил пехотинец-охранник и, прицелившись из магнитомушкета, крикнул:
— Пропуск!
Я открыл дверцу и поманил охранника пальцем. Тот подошел и с опаской взял из моих рук чудодейственный бланк, где я успел нацарапать на интерлинге разрешение на посещение только что захваченного инопланетного звездолета. Правда, я сомневался, что на Челюсти интерлинг в большом ходу. Но беспокоился я зря. Челюстианец держал бумагу вверх ногами, а заветная печать и в таком положении производила нужное впечатление.
Но охранник не торопился отпускать нас. Конечно, неграмотность свою он уже продемонстрировал, но его смущала моя не совсем обычная для здешних мест анатомия.
Пришла пора импровизировать.
— Я из группы полковника Квастрабуса, — подмигнув, сообщил я пехотинцу. — Меня прооперировали и переодели для выполнения (тут мне вспомнилась любимая Маковкина кинокартина) ответственного спецзадания.
Пехотинец понимающе шевельнул хоботом. Железные цепи с грохотом подняли ворота. Водитель пневмокузова, который после упоминания имени Квастрабуса даже за баранкой старался сидеть навытяжку, въехал на территорию космодрома. Вот и «Гамаюн».
Я поднялся на лифте к шлюзовой площадке корабля. Ого-го! Вся бетонная равнина вокруг разметана в клочья. Неподалеку валяются на боку спекшиеся корпуса челюстианских кораблей. Вот что значит — сажать крупные звездолеты на планетные космодромы. Квастрабус, наверное, побоялся оставить «Гамаюн» на орбите. Ведь в космосе стену не построишь и ров не выкопаешь.
Когда пневмокузов отъехал, я бросился к шлюзу. На нем висел огромный замок, скрепленный пломбой. Я срезал его выстрелом из лаузера, распахнул люк и сразу же — к рубке. Там через панорамный иллюминатор я увидел, что мой трюк с фальшивым пропуском разгадан. От пропускного пункта по направлению к «Гамаюну», паля во все стороны из магнитомушкетов, неслись охранники. Только теперь они мне не страшны!
Кнопка самодеятельности была закрыта стеклянным колпаком: наверное, Квастрабус постарался. Разбить колпак и нажать на нее — дело секунды. Даже не понадобилось разбираться в многочисленных приборах и датчиках стартового пульта: «Гамаюн» сам запустил свои двигатели, и на челюстианский космодром хлынуло море огня.
Звездолет вышел на орбиту.
Опрокинув два бронелета, Загарульна поднимался все выше и выше. Уже далеко внизу осталось здание резиденции, где в присоски челюстианцев попали маленькие земляне. Наконец начались разреженные слои атмосферы, где бронелеты уже не рисковали преследовать звездного кита. Там был почти космос. Поэтому Загарульна пошире расправил крылья, в которые, как в паруса, задул солнечный ветер. В космосе от звезд разлетаются потоки крошечных частиц, способных, как настоящий ветер, нести вперед космопарусники.
«Как же помочь ребятам? — проносились в голове звездного кита сумбурные мысли. — Может быть, разыскать Льва Ильича? Он должен быть поблизости. Он всегда оказывается поблизости от всякой заварушки. Но что-то его не видно… Тогда кого просить о помощи? А может быть, попробовать самому?»
Загарульна кинулся вниз, в атмосферные слои. Но там его караулили бронелеты. Очередь скорострельной пушки — и он почувствовал, как снаряд с треском пробил кожу крыла. Пути назад не было.
Ну что ж… Оставалось только пуститься на розыски Маковкина. Загарульна сложил раненое крыло, пошире распростер уцелевшее и, лавируя от одного потока звездного ветра к другому, помчался прочь от планеты, где его чуть было не переработали в солдатские консервы. Космос был пустынен. Как ни напрягал Загарульна свой изощренный слух, он не чувствовал ничего напоминающего работу космических двигателей.
Внезапно несколько ярких точек, которые казались Загарульне обыкновенными звездами, засияли ярче обычного и начали увеличиваться в размерах. Через минуту стало ясно: приближается эскадра космических кораблей. «На челюстианские не похожи, — отметил Загарульна, — круглые, как те подставки, из которых Лев Ильич кушает свои завтраки и обеды. И запивает их… Эх!»
Звездный кит почти наяву почувствовал, как его глотку щекочут лопающиеся пузырьки шампанского. Но он отогнал сладкие мечты.
— Сюда, сюда! — он замахал крылом. — На помощь!
Летающие тарелочки увеличили скорость и вот уже серебристым роем сгрудились вокруг Загарульны. Люк на борту одной из них распахнулся, и оттуда высунулся облаченный в скафандр космонавт.
Через стекло гермошлема Загарульна увидел зубастую пасть, ветвистые сплетения рогов на макушке и два косящих глаза, опушенных длинными ресницами.
Космонавт прижал к шлему гравифон и прокричал:
— Кому здесь требуется помощь? Долг благородных рыцарей зовет нас в бой за спасение прекрасных дев и почтенных вдов!
— Вон там, на ближайшей планете, — обрадовано и несколько сумбурно заговорил Загарульна. — Только дев и вдов там нет. Там, знаете ли, двое детей с Земли. Они попали в плен. А Льва Ильича я нигде найти не могу…
— Лорда Маковкина? Разве благороднейший Лев Ильич, владетельный сеньор великолепного замка Пальники, обретается где-то поблизости? — удивленно спросил Паргодубал VI (а это был именно он, Светлейший Герцог планеты Косоглазых Драконов).
— Скорее всего, да, — нетерпеливо отозвался кит, — потому что его внук и еще один ребенок… В общем, вот эта ближайшая планета стала убежищем Рубинового Трысьбы!
— А беззащитные дети в плену у бессовестного злодея, — понимающе кивнул Косоглазый Дракон.
— Да! Беззащитные дети хотели взять штурмом резиденцию Верховного Генералиссимуса, но попали в коварную западню…
Паргодубал прервал речь Загарульны величественным мановением гермоперчатки:
— Я вижу, время для многоразумной беседы сейчас неподходящее. Показывайте, куда устремиться моим доблестным рыцарям и их оруженосцам!
И он скрылся в люке своей летающей тарелочки. Загарульна развернулся на 180 градусов и быстрее звездного ветра (как это у него получилось, он и сам потом объяснить не мог) помчался назад, в сторону негостеприимной Челюсти.