Слава озера не была пустой. Несмотря на дальнюю дорогу, к озеру нет–нет да и похаживали рыбаки и всегда возвращались с богатыми уловами.
На Янцельском ловили рыбу так же просто, как на остальных озерах. Две удочки: одна полегче, другая потяжелей — вот и вся снасть, с которой человек отправлялся на промысел. Лодка осторожно подбиралась к резвившейся ятве, рыбак разматывал леску, насаживал червя, и тут же начиналась работа. По–другому, наверное, и нельзя было назвать бесконечное подтягивание рыбы, бесконечные забросы и груду окуней, сваленных в нос лодки… Когда вместо окуня на крючок попадалась некрупная сорожка, рыбак тут же настраивал другую, тяжелую удочку с толстой леской, берестяным поплавком и огромным крючком, который попросту называли крюком. На крюк водружалась сорожка, и рыбак почти тут же выхватывал из воды солидную увесистую щуку…
Щуки занимали в озере последний, четвертый «этаж», и все эти «этажи» можно было видеть рядом с лодкой. Сорога, окуни, щуки к вечеру забивали лодку до самых бортов, и, случись неожиданно хороший ветер, удачливый рыбак с большим трудом добирался к берегу.
Ветры на Янцельском гремели часто. Они никогда не предупреждали заранее о своем приближении, сваливались зло и резко, и легкой долбленой лодчонке не всегда приходилось просто посреди разбушевавшейся воды. Нередко ветры громыхали по нескольку дней подряд, и тогда путь на озеро был закрыт… Да, на Янцельское надо было именно попасть, попасть сначала по трудной таежной тропе, а потом попасть и на хорошую погоду. Богатство жило здесь рядом с везением. Это везение напоминало мне многочисленные лесные сказки и легенды о кладах, спрятанных в колодцах, и осторожно, но пока верно отводило меня от тропы к Янцельскому озеру…
В прошлом году я так и не пошел на сказочное отхожее озеро: я оставил его до следующей весны, как тайну, которая всегда должна быть впереди. Новой весной по дороге к Янцельскому меня снова остановило везение. Я шел в лес работать, а не рисковать. Рисковать в работе, наверное, можно было только тогда, когда, кроме риска, тебе уже ничего не оставалось… Но сейчас, когда Долгое озеро закрывалось для рыбаков, я и решил поискать свое счастье, свою рыбацкую звезду там, где для меня жили пока только легенды…
Тропа к Янцельскому озеру начиналась недалеко от моей избушки. Это была давно нехоженая лесная дорожка по завалам и болотам, дорожка не на один час пути, которую к тому же я еще и не знал.
Не знать лесную тропу, пожалуй, все‑таки плохо. Лучше, когда впереди тебе известен каждый еловый остров, каждая низинка, каждое упавшее около тропы дерево. На такое дерево можно присесть, скинуть оттянувший плечи мешок и с облегчением отметить, что теперь какая‑то или такая‑то часть пути уже пройдена.
Я не знал эту тропу, я только слышал о ней от других и теперь искал лесную дорожку по тескам на еловых стволах. Конечно, можно было идти по карте, по компасу, напрямик через тайгу, но прямой путь по бездорожью всегда занимал много времени и никогда не доставлял удовольствия. В такой дороге перед тобой никогда не было тесков, сделанных давно–давно ловким охотничьим топором. Дорога напрямик через лес никогда не оставляла того чувства, которое приятно узнаешь, неожиданно встретив на тропе сделанную кем‑то стрелочку.
Стрелочкой обычно была простая полоска коры. Кора снималась с дерева одним неглубоким ударом топора. Потом на ствол ложился и второй удар, ложился еще мельче, чтобы чуть–чуть надщепитъ елку. В такой расщеп и вкладывалась полоска коры. Полоска вкладывалась наружу белой стороной и издали светила человеку, указывая верный путь… Там, где твоя тропа спускалась к неглубокому лесному ручью, ты мог встретить и легкий берестяной черпачок. Черпачок тоже сделали давно, давно оставили на еловом сучке, и теперь ты черпаешь им вкусную лесную воду и знаешь, что впереди тебя когда‑то прошли неплохие люди. От такой памяти идти дальше становится много легче.