Мелодично запиликал белый шарик, Антон вынул его из наружного кармана рубашки. Над шариком возникло многомерное изображение Гуды.
— Привет, — сказала Гуда. — Ну и какое настроение у Горбунова?
— Какое может быть настроение, если на тебя наехал полковник Комитета? — ответил Антон.
— Это Федоськин, что ли? — уточнила Гуда. — Надеюсь, Горбунов не наделает глупостей?
— Каких именно глупостей?
— Тех самых. Считай, бункер с машиной уже ваши.
— Что взамен? — тут же спросил Антон.
— Увидишь, — Гуда улыбнулась. — Анюта сильно расстроилась?
— Очень, — сказал Антон. — Как будто это наши дети.
— Это наши дети, — нахмурившись, произнесла Гуда, сделав ударение на слове «наши». — Но не волнуйся, они не пропадут. Они особенные.
Отключилась, оставив после себя кучу вопросов. Антон вернулся в свою каюту, а спустя пять минут сюда же пришла поникшая Анюта и безразлично сказала: «Пойдем, что ли, поужинаем? Или еще рано?».
Столовая была пуста, вероятно действительно было еще рано. Дежурный повар — одутловатый краснощекий робот в белом колпаке и белой форме — предложил дежурный ужин: фрикадельки с картофельным пюре, соленые огурчики и компот.
— А выпить есть? — пошутил Антон.
— Рассол, безалкогольное пиво, — бесстрастно ответил повар. — Но есть и очень крепкий квас.
— А это что за зверь?
— Перебродивший, на дрожжах.
— Пей сам, — посоветовал Антон. — Вот накатаю жалобу твоему начальнику. Кто твой начальник?
— Вы, — прогундосил повар. — Я хотел, как лучше, у вас же с мадам Анютой горе.
Он вдруг подмигнул и, понизив голос, сказал:
— Найдется бутылочка коньяка.
— Давай фрикадельки, — велел Антон и отвернулся, скрывая улыбку. Уж очень неожиданно перековался этот красномордый.
— Коньяк перелью в заварочный чайник, — сказал повар. — Не побрезгаете пить из чашек, как будто чай?
— Да ты, брат, прямо фокусник, — восхитился Антон. — Почище Гарика 2 будешь…
Неизвестно, что за коньяк налил им повар, но уже после первого чайника у Антона начал заплетаться язык, а Анюта вообще заснула за столом.
— Анютик, ты чо? — сказал Антон и отключился…
Проснулся он глубокой ночью в какой-то темной комнате на широкой мягкой кровати. Рядом уютно посапывала Анюта, где-то в коридоре мерцал слабый светильник, от которого было мало толку. Это было на что-то похоже, но это явно была не его каюта и не его квартира в Циолковском. Черт те что, подумал он и заснул…
Утром его разбудил мелодичный звонок ручного видеофона. Мельком оглядев большую комнату, в которой не было окна, Антон включил трубку. На экране появился Горбунов и напористо сказал:
— Ну, наконец-то. Ты где?
— Лёг спать, вроде, на «Архимеде», — кисло ответил Антон. — А что?
— А где сейчас «Архимед»? — не отставал Горбунов.
— Рядом с «Хаосом». В чём, хоть, дело-то?
— Можно потише? — попросила Анюта, переворачиваясь на живот.
— Так вот, «Архимед» болтается где-то в районе Луны, — сообщил Горбунов. — Что вы, кэп, делаете с Анютой в районе спутника Земли?
— Я перезвоню, Лев Иванович, — твердо сказал Антон. — Пойду осмотрюсь.
Надев брюки, которые вкривь-вкось висели на спинке мягкого кресла, он вышел из комнаты в узкий коридор с мерцающим светильником, откуда попал на незнакомую кухню — опять же без окна. Кухню освещала экономящая электричество тусклая люстра, которая при появлении Антона тут же ярко вспыхнула. Помнится, такие же люстры попадались на Миральде.
Уже что-то начало проясняться, но окончательно всё встало на свои места, когда Антон из «квартиры» вышел в спальню Гуды. Гуда спала в своей кровати, натянув простыню до подбородка.
Потолок спальни подсвечивали спрятанные в резной лепнине светильники. Спать они не мешали, напротив — с ними было уютно. В комнате было тепло, пахло духами и еще чем-то неуловимым — детским.
Это было убежище. Конечно, не всё повторялось, как на Миральде, скорее это была имитация, дань ностальгии.
— Эй, — сказала вдруг Гуда, не открывая глаз. — Давно за мной следишь?
— Прошу прощения — заблудился, — смущенно пробормотал Антон. — Это же убежище? Как мы здесь оказались?
— Гарик перенес, — ответила Гуда, сонно помаргивая. — Вы, сэр, со своей подружкой сильно нагрузились, в смысле вдрабадан. В принципе, я вас понимаю.