Вошла Лера, деловая такая, с черной папочкой.
— Я пойду, — дернулся было Дергунов, но Лера отрицательно покачала головой.
Вот ведь странно: по статусу Дергунов был выше рангом, но слушал её беспрекословно. И дело было не в Черемушкине, она никогда не кляузничала, просто была мудрее, что ли. Короче, он остался стоять в дурацкой позе, опершись кулаками на стол начальника и набычившись, потому что ждал какой-то гадости, содержащейся в черной папке. Лера так просто в кабинет Черемушкина не заходила.
— Вот, — сказала она, вынув из папки пару посаженных на скрепку листов. — Началось.
Черемушкин принялся читать. Дергунов скосился, подглядывая. Текст был мелкий, убористый, сбоку ничего не поймешь.
— Шею вывихнешь, — сказал Черемушкин, отшпиливая верхний лист и протягивая Лёшке.
Это было постановление Правительства РФ, подписанное премьером. Из филиала Дубнинского ОИЯИ Объект превращался в самостоятельную единицу, напрямую подчиненную Москве, и переименовывался в город Знаменск. Исполнительный директор Мортимер Олег Павлович становился Генеральным директором Института Инновационных Исследований города Знаменска (так теперь именовалось градообразующее предприятие), его первым замом назначался Берендеев Казимир Филиппович, замом по научной работе Мусатов Сергей Анатольевич и т. д. и т. п. Следующий абзац касался штатного расписания, это уже было не так интересно, потому что без фамилий… Дальше, дальше… Ага, вот: международные связи без визовых ограничений. И правильно, к чему они, когда есть Саврасов со своим лимузином…
— Кто такой Берендеев? — спросил Дергунов
— Твой любимый Куратор, — ответил Черемушкин, протягивая ему второй листок. — Наконец-то вышел из-под прикрытия, приобрел ФИО.
Второй лист, заполненный наполовину, касался чисто подразделения ФСБ, в котором работали наши герои, и вот тут появились их фамилии, а также фамилии Небироса, Берца, Семендяева. Про последнего было сказано: привлекать к работе при необходимости.
Дело завертелось.
Глава 38. Хранилище
После обеда весьма кстати в офисе появился Семендяев, который последние два дня безвылазно сидел в своем Тамбове. Извинился, что не мог вырваться — дела, прошептал что-то Лере на ушко, отчего та зарделась, после чего, посерьезнев и вздернув седые кустистые брови, прочитал Постановление, но комментировать не стал. Спросил у Леры «Артемьич у себя?» и тут же вышел. Мог бы и не спрашивать.
— У себя, — сказала она вдогонку.
— И что он тебе начирикал на ушко? — вкрадчиво осведомился Дергунов.
— Ах, Лёша, — томно ответила она. — Эта старая гвардия такая тонкая, такая воспитанная…
— Что аж противно, — подсказал он.
— Нет, Лешенька, — возразила Лера. — Комплименты никогда не бывают противными.
Семендяев вошел без стука, сел напротив Черемушкина и этак иронически воззрился на него.
— Что, Сергей Сергеич? — спросил Черемушкин, отрываясь от инструкции по открытию третьего глаза, которую взял в руки полминуты назад и теперь внимательно изучал. — Чем недовольны?
— Да всё тем же, Васенька, — ответил Сергей Сергеевич. — Привлекать к работе. Чем заслужил такое уважение?
— А, вы про это, — Черемушкин вздохнул и закрыл инструкцию. — Это же не приказ, это всего лишь постановление, указание куда следует идти. Вперед или назад.
— А приказ когда будет? — бдительно спросил генерал.
— Ну, не завтра же.
— Проследи, — сказал Семендяев и подмигнул. — Старый друг лучше новых трёх.
— Четырёх, — подхватил Черемушкин, радуясь, что пронесло. Генерал мог навалиться так, что только держись.
— Я что пришел-то, — Семендяев понизил голос. — Не сгонять ли нам в Знаменск? С Дергуновым.
Говоря, он вынул из пиджака конверт и положил перед Черемушкиным. Жестом показал: вынимай письмо, читай.
— Почему с Дергуновым? — спросил он сам себя. И сам же себе ответил: — Да потому, что паренек этот должен помнить, как там было раньше.
Письмо было написано пенсионером Прониным, который уже мелькал в самом начале, и адресовано генералу Семендяеву. Бдительный такой оказался пенсионер, писучий.
Прочитав каракули Пронина, Черемушкин сказал:
— Это, Сергей Сергеич, не нашего ума дело.
— А чьего ума? — спросил Семендяев, пытливо глядя на него.
— Понимаете ли, дорогой мой, — промямлил Черемушкин. — Против ветра — оно, конечно, можно, но не нужно.
Едва он это произнес, как что-то перевернулось в его голове, и он понял, что неправ. Тысячу раз неправ. И сразу стало легче дышать, и этакая окрыленность появилась, приподнятость.
— Ну, хорошо, — сказал он.
— Я тоже поначалу засомневался, — подхватил Семендяев, — потом пронзило: а чего бояться-то? Пронин вон не боится, видит, что прав. Патриот, нафиг. А мы получается кто, раз боимся? Вредители. Правильно я говорю?
— Правильно.
— Сейчас же и выедем, — сказал Семендяев. — Мусатова забираем?
— Его теперь днем с огнем не сыщешь, нарасхват, — ответил Черемушкин. — До вечера управимся?
— С ночевой, Василий, с ночевой. Переночуете у меня в Тамбове — места навалом…
Разумович на своей горбатой Оке домчал их до Тамбова за пять минут. По какой червоточине они перемещались — не суть важно, но как только Разумович втопил педаль газа, за окнами сделалось черным-черно. Хорошо, что военные пока об этом феномене ничего не знали. И хорошо бы не узнали никогда.
А вот дальше, когда машина остановилась, Семендяев показал, что недаром проводит так много времени в компании с Разумовичем. Сказал ему вальяжно: «Ефим Борисович», — тот в ответ уронил голову себе на грудь, Семендяев залез ему пальцами под прическу, нащупал на шее какой-то хитрый тумблерочек, щелкнул им. Разумович поднял голову, повертел ею в разные стороны, произнес «Мерси» и шустро полез наружу. Захлопнув за собою дверь, прытко поскакал к ближайшему дому.
— Куда это он? — спросил любопытный Дергунов.
— Тебе всё скажи, — проворчал Семендяев, пересаживаясь на место водителя.
— И всё же, — не унимался Дергунов, показывая, что он пусть чуть-чуть, но главнее.
— К бабе, — ответил Семендяев, посылая машину вперед. — Не надо забывать, Лёшенька, что Разумович во-вторых робот, а во-первых человек. И в-третьих, ходячая видеокамера. Нам нужен такой свидетель?
— Хитрый ты, Сергей Сергеич, — с одобрением произнес Дергунов. — Не против, что я на «ты»?
— Валяй, — равнодушно ответил Семендяев…
Бетонку к Объекту-Знаменску уже закатали в асфальт и расширили метров на пять. За триста метров от ворот Семендяев съехал на обочину и затормозил. Указателем был вросший на опушке в землю частично покрытый мхом серо-зеленый валун. Именно здесь, судя по описанию, Пронин вошел в лес.
Семендяев вынул из бардачка шпионскую видеокамеру размером со спичечный коробок и протянул Черемушкину. Дальновидный человек, всё предусмотрел.
Семендяев остался за рулем, а Черемушкин с Дергуновым направились по следам бдительного пенсионера.
Где-то через полкилометра появились следы вырубки, но какой вырубки: деревья были не просто спилены под корень, а вровень с землей. Получилась ровная маленькая полянка без пеньков. Сами деревья исчезли, опилок тоже не было. Неведомый лесник испытал здесь чудо-пилу и направился дальше. Всё как в письме Пронина.
Передвигаться было тяжело и неудобно, лес вообще не чистили.
Через десять минут перед ними возникло то, из-за чего они сюда и приехали. Здесь была не просто поляна, а покрытая упругим материалом площадка размером двадцать на двадцать метров, скрытая от наблюдения сверху хитрой маскировочной сетью, которая, казалось, висела в воздухе сама по себе. От площадки к Объекту тянулась ровная, как стрела, на треть углубленная в землю стальная труба диаметром около трех метров, закрытая с торца стальной заслонкой. Но не это главное.
Главным здесь было двухэтажное бетонное сооружение, имеющее могучие, до крыши, ворота. Ворота были заперты, но Пронин видел, как сюда, в сооружение, одетые в белые защитные комбинезоны люди в противогазах по двое таскали из трубы длинные свертки — иные в кровавых пятнах, иные чистые. Между прочим, пара свертков дергалась и орала нечеловеческим голосом. Очевидно, внизу под сооружением было хранилище. Или морг.