Она нашла в биографии Бертенсона сноску, где тот ссылается на статью Голицына под заглавием «Болезнь и смерть С.В. Рахманинова», написанную через несколько недель после смерти композитора и вышедшую на английском в местном журнале для русской диаспоры в Сан-Франциско[133]. Эвелин написала в дневнике, что пыталась раздобыть для себя экземпляр, но не добавила, получилось ли. Она думала, что совершила открытие, соединив Голицына с Мордовской — связь, о которой биографы Рахманинова ничего не знали, — и не готова была от него отказаться.
Записи Эвелин, посвященные Рахманинову, заканчиваются в середине 1980-х, и позже есть всего один длинный набросок, к которому я в скором времени вернусь. После «открытия» Мордовской она все еще делала записи в своих дневниках, но уже не так последовательно, и ее заметки становились все реже. Может быть, ее отвлекала какая-то проблема, свидетельств которой не осталось? Имя Дейзи появляется вплоть до начала 1980-х, а потом исчезает. Может быть, Дейзи переехала? Или они поссорились? Исходя из наших телефонных разговоров, я не мог не заподозрить, что Эвелин пьет.
Однажды, примерно во время своего «открытия», к которому я приближаюсь, она спросила меня, знаю ли я что-нибудь о «докторе Голицыне».
— Нет, — ответил я. — С чего бы мне знать о каком-то непонятном русском враче, который приехал в Америку в двадцатые годы?
В те дни, задолго до появления Интернета, нельзя было просто погуглить всякого, кто когда-либо жил, и за две минуты узнать все, что требуется. После того разговора и до ее смерти мы общались всего три-четыре раза.
Я никак не ожидал, что последние годы ее жизни так многое мне откроют — ее решение загадки последних дней Рахманинова и столь мучившей его ностальгии по России. До сих пор, спустя два десятилетия после ее смерти, собрав все возможные факты последних дней его жизни, я не устаю поражаться. Но для начала мне нужно сделать небольшое отступление: кем был доктор Голицын, человек, игравший ключевую роль в этой истории? Как мог я понять Ольгу Мордовскую, если ничего не знал о Голицыне? Был ли он всего лишь очередным доктором из белоэмигрантов? Факт в том, что, помимо жены, дочери и свояченицы, Голицын и Мордовская были единственными, с кем Рахманинов провел последние дни своей жизни.
Я отыскал некоторые документы Голицына в Гуверовском институте при Стэнфордском университете и, внимательно изучив их, сконструировал модель его жизни. В его архиве я нашел почти все, что мне было нужно, кроме ответа на одну загадку, но его предоставила мне Эвелин, а не Голицын с Мордовской. Итак, начну с самого начала.
Александр Владимирович Голицын (1876–1951) был вторым сыном князя Владимира Михайловича Голицына, служившего накануне революции знаменитым губернатором Москвы. Голицыны были одним из двух самых влиятельных аристократических семейств Российской империи (второе — Шереметевы); обе эти семьи относились к дворянству совсем иного уровня, нежели Рахманинов, гораздо более богатые, могущественные и влиявшие непосредственно на царя. Александр вырос под Москвой, в Петровском, родовой усадьбе XVII века, столь почитаемой всеми Голицыными, что там нельзя было даже переставлять мебель и другие предметы. В результате политических разногласий усадьбу унаследовал Александр, а не его старший брат, и вместе с женой Любовью Глебовой (1882–1948) вступил во владение в 1901 году. В окрестностях усадьбы жили тысячи крестьян, которые разграбили ее после революции. Петровское до сих пор стоит в руинах.
После событий 1917 года Александр с Любовью отправились на восток, через Сибирь в Маньчжурию и Харбин. В 1920 году в Иркутске он попал в плен к красным и оказался в тюрьме. Там он заболел тифом и едва не умер. Но он изучал инфекционные заболевания в Московском университете, поэтому знал, как себя спасти. Его младший брат Лев, еще один князь Голицын, тоже попал в руки красных и был заключен в тюрьму, но ему повезло меньше, и он умер от тифа на руках брата-медика.
Любовь с детьми продолжали путь на восток, в I Харбин, маньчжурский город, в те годы полный белых русских эмигрантов. У монгольско-маньчжурской границы поезд разделялся, и Любовь позаботилась, чтобы они оказались в вагоне, ехавшем на юг, в Харбин. Этот город стал развиваться в конце XIX века, когда русские вторглись в Маньчжурию. Русско-маньчжурское соглашение 1897 года предоставило России право на строительство Китайско-Восточной железной дороги, и ее административным центром стал Харбин с подконтрольной ему зоной в 50 километров шириной вдоль железнодорожных путей. Город также стал и культурным центром: в 1920-х и 1930-х здесь часто выступали известные еврейские исполнители, благодаря которым в Китае распространилась западная музыка — следы этого важного события в развитии музыкального образования мы отмечаем и сегодня. Всем этим беженцам и изгнанникам требовались медицинские услуги, и доктор Голицын получил работу в новой больнице, открывшейся в 1920 году.
133
Александр Голицын,