Звонил Иона Доронин, приглашал на поминки, получив вежливый отказ, возмущался, заявил, что ошибся в Гурове, который обыкновенный мент, и бросил трубку.
Звезда телеэкрана Александр Турин послушно «болел» радикулитом, лежал дома, и никто его не беспокоил. Он даже возмущался: мол, как быстро проходит земная слава. Гуров посоветовал ему сплюнуть через левое плечо, намекнул, что славу в отличие от жизни можно вернуть, а радикулит — болезнь не смертельная.
Ни Галея, ни его «Жигулей» Гуров не искал. Тот факт, что труп и машина не обнаружены, доказывал, что Ильин и его компания от своего замысла не отказались и наступившее затишье следует расценивать как затишье перед бурей.
На кладбище, где хоронили Ирину, сыщик не поехал, а в Митино, к гробу Артема Ермакова, и Гурову, и Крячко ехать пришлось. Убили члена группы, и отсутствие на кремации полковников не поняли бы ни свои, ни чужие.
Друзья соблюли все приличия, Крячко даже обнял отца погибшего — растерянного мужчину лет пятидесяти, и они незаметно удалились.
— Он был нормальный парень, — сказал Крячко, усаживаясь за руль своего «Мерседеса». — Он был честен и служил как положено.
— Откройся он мне, остался бы жив, — ответил Гуров и поспешно добавил: — Извини, ты, конечно, прав. Мальчик служил своему начальнику, думаю, покойный этого подонка и убийцу никогда в глаза не видел. Ничего, придет время, мы его достанем. Нас политика не касается, мы обязаны людей охранять, убийц разыскивать.
— Слова говоришь, начальник. — Крячко вырулил на окружную. — Не грызи себя, всех людей охранить и всех убийц достать невозможно.
— Я не про всех, я только о своих собственных пекусь. Чуть глубже копнуть, выясняется, что Артема подставил я, когда снял с компьютера, стал использовать как рядового оперативника.
— Слушай, Достоевский, а ты к бойне в Чечне никаким краем не примазался?
— Все мы той кровью измазаны, все россияне.
— Знаешь, пошел бы ты, господин полковник!.. Я от тебя устал больше, чем от всех смертей, что рядом происходят.
— Извини, Станислав, извини, — сказал Гуров. — Поедем ко мне, помянем парня согласно христианскому обычаю. Ты прав, он свою службу нес исправно, и мы на него обиду держать не смеем…
Особый цинизм происходящего удесятерялся тем, что розыск убийцы Артема Ермакова взяли в свое производство сами убийцы.
На следующий день Гурову позвонил Иона Пантелеевич Доронин.
— Извини меня, Лев Иванович, — сказал он сиплым голосом. — Конечно же, я не прав. Извини.
— Да ладно, случается, — ответил Гуров. — Как здоровье? Что-то ты сипишь больно?
— На кладбище просквозило, затем поддал, теперь отхожу. Может, заглянешь на чашку чая? Помню, при нашем знакомстве я тебя приглашал в гости, чтобы ты взглянул, как жирно живут народные избранники. Я ведь после кончины супруги живу один, сейчас тяжко мне, выбери часок…
— Договорились, сегодня буду, — ответил Гуров, положил трубку, взглянул на Крячко и пояснил: — Доронин… Вроде приболел, на чай зовет.
— Двигай, тортик купить не забудь. Доронин встретил гостя, кутаясь то ли в женский платок, то ли в плед.
— Раздевайся, проходи, мне в прихожей мерзко. — Хозяин ушел в комнату.
Еще только подъехав к дому, расположенному в одном из переулков Замоскворечья, Гуров обратил внимание на грязь и запустение. Подъезд и лестница были не чище, чем переулок и двор. Такие трущобы Гуров в основном видел во времена работы в МУРе.
Снимая пальто, Гуров оглядел маленькую полутемную прихожую, дощатый, некогда крашенный пол, прошел следом за хозяином и оказался в просторной светлой комнате с двумя огромными окнами, высоченным лепным потолком, уставленной старинной мебелью. Гуров не был специалистом, не мог определить, когда сделаны огромный стол, стулья с высокими резными спинками, комод, тоже резного дерева. В такой комнате обязательно должен быть фикус, он и стоял меж двух окон, большой, с яркими глянцевыми листьями.
Доронин сидел в кресле-качалке, подобрав лоскутное одеяло, на столе перед ним лежала ультрасовременная кинокамера.
— Ты по-аглицки понимаешь? Увлекся на старости лет, а чего нажимать, не пойму. — Иона отодвинул яркую книжицу, видимо, инструкцию. — Присаживайся, сейчас чай пить будем, если хочешь, кофе возьми. — Он кивнул на комод. — Я завязал, трезвенник теперь.