— Воспитал на свою голову, — пробормотал Орлов, нервно, без надобности переложил лежавшие на столе бумаги, взглянул на притихшего полковника. — Ничего, перемелется, мука будет. Николай Михайлович, на чем мы остановились?
Гуров расхаживал по квартире, пикировался с Крячко, который орудовал на кухне.
— Почему картошку должен чистить я? — рассуждал Станислав. — Ты огромадный эгоист, Лев Иванович.
— Что выросло, то выросло. — Гуров встал в дверях. — Ты зачем приехал? Ты прибыл, чтобы успокоить друга, с которым обошлись несправедливо. Ты должен друга накормить, налить ему стакан.
— Ты дал зарок! — Станислав поставил на плиту сковородку, плеснул масла, высыпал картошку. — Мужчина обязан держать свое слово.
— Обязательно! В принципе! — Гуров подошел к холодильнику. — Но зароки и слова дают специально, чтобы было что нарушать. — Он наполнил две стопки. — Иначе жизнь становится пресной и скучной, как стареющая девственница. Твое здоровье, Станислав!
— За такой тост грех не выпить. — Крячко скорбно улыбнулся, широко перекрестился и выпил. — Бог все видит и простит.
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку.
— Слушаю.
— Лев Иванович? — спросил молодой мужской голос.
— Допустим.
— Здравствуйте, мне ваш телефон дал телевизионный комментатор… Турин. Он сказал, что вам требуется опытный режиссер…
— Молодой человек, — сказал Гуров, — представьтесь, пожалуйста.
— Прошу прощения. Козлов Игорь… Можно без отчества.
— Игорь, значит, вы режиссер? — Гуров вздохнул, посмотрел на Крячко. — А кроме вас кто-нибудь знает, что вы режиссер?
— Турин… В Москве меня знают только в узком кругу профессионалов. Но на Каннском фестивале я получил приз за лучшую режиссуру. — Голос звенел, но обрел уверенность.
— Ну, лучше, если бы вы получили «Оскара». Шучу, Игорь, шучу. Канн для меня достаточно. Как у вас со временем?
— Я снимаю некоммерческое кино, сейчас в простое, проще говоря, бездельничаю. Лев Иванович, у меня ничего нет, а времени предостаточно, девать некуда.
— Тогда приезжайте в гости. Вы москвич?
— Москвич. — Игорь вздохнул.
— Тогда вы найдете меня легко, возьмите ручку, запишите адрес.
— Я готов. Лев Иванович.
Гуров продиктовал адрес, попросил режиссера повторить, сказал: «Жду», — и положил трубку.
— Старые мы, Станислав. Для нас кто моложе тридцати, тот пацан.
— Пройдет несколько лет, и для нас человек моложе сорока будет тоже пацаном, — философски изрек Крячко, — если раньше не убьют.
— Спасибо на добром слове. Когда он прибудет, ты закройся на кухне. Можешь слушать, но не показываться, парень начнет стесняться.
— Я могу уйти.
— Не можешь, ты мне нужен.
Режиссер Игорь Козлов был высокий, худой, лохматый, с огромными черными глазами. Джинсовый затертый костюм болтался на нем как на вешалке, видно, нужного размера раздобыть не удалось. Здороваясь, он взглянул вызывающе: так смотрят люди стеснительные, неуверенные.
— Проходите, Игорь, располагайтесь. — Гуров указал на диван и кресло. На столике стояли чашки, кофейник, бутылка коньяку, рюмка и пепельница. — У меня курят. Я на минуточку отлучусь. — Он без надобности ушел на кухню.
— Ну? — Крячко отложил книгу. — Каков?
— Не приглядывался, стесняется, пусть пообвыкнет.
Гуров вернулся в гостиную, сел в нелюбимое низкое кресло.
— Вы Сашу Турина давно знаете?
— Не очень, года два.
Гуров разлил кофе по чашкам, плеснул в бокалы коньяку.
— Со знакомством, за здоровье. — Гуров поднял бокал, пригубил. — Саша говорил, кто я, какова моя профессия?
— Сказал, что мент, розыскник.
Гуров понял, что молодой режиссер обманывал, у него с Туриным состоялся обстоятельный разговор, который, видимо, закончился предупреждением комментатора, что сыщик не любит болтунов.
— Да, я сыщик, — сказал Гуров. — Судя по моему возрасту, понимаете, что я старый сыщик.
— Вы совсем молодой!
— Не лги, нехорошо, мне пятый десяток.
— У вас потрясающая внешность, сочетание крайне редко встречающееся, — увлеченно заговорил режиссер. — Вы обаятельны, одновременно излучаете силу и угрозу. Я с удовольствием снял бы вас в главной роли.
— Невозможно, у меня нет времени, и я боюсь камеры, каменею.
— Пустяки, вас надо просто увлечь… Ну, мне не дают денег, так что разговор пустой. Я вас слушаю, чем могу быть полезен?
— Не обижайтесь, Игорь, я вынужден вас предупредить, наш разговор коснется совершенно секретных дел. Ни Саше Турину, ни любимой девушке…